— Ничего, Сережа… Все прошло, — Лида взглянула на лохматого Цьева.
Его язык все так же проворно касался оголенных тканей. Крови в ране уже не было. Раненый еле слышно постанывал, но дыхание его выровнялсь и стало спокойным.
Оторвавшись, наконец, от раны, парнишка взглянул на Валяя:
— Валя, трава есть?
— Конечно, — Валяй подал ему полиэтиленовый пакет, набитый мелкими продолговатыми листьями.
Парнишка вытряхнул листья себе на колени, сгреб их в пригоршню и стал быстро и сильно мять их до тех пор, пока свежие листья не свалялись в темный, пустивший сок ком. Лида смотрела, как он терзает листья руками и с удивлением заметила, что… ногтей на его пальцах не было вовсе, словно они были обкусаны под самое основание!
— Сережа! Его ногти! — прошептала Лида. — Они только что были…
— Я видел, — коротко шепнул Сергей.
Хорошенько размяв ком, паренек еще несколько раз лизнул переставшую кровоточить рану, осторожно запихал сочный комок листьев в самый центр раны и легонько сдвинул рваные края.
Приподнявшись на коленях, паренек вгляделся в лицо раненого.
— Кша-ан!.. — тоскливо позвал он. — Как ты?
— Спасибо, малыш… — еле слышно произнес Кшан. — Боль слабеет.
— Рано еще про спасибо, — отозвался парнишка. Он локтем вытер с лица свежую кровь, только размазав ее, шмыгнул носом и, сжав в кулак пальцы левой руки, выставил указательный палец. Что-то белое и блестящее выдвинулось с его кончика, стало расти… Через секунду Цьев одним движением длинного и, судя по всему, острого и жесткого ногтя вспорол себе вену на правом запястье. Хлынула кровь.
— Не надо, Цьев, — тихо, но твердо сказал Кшан. — Залижи немедленно.
Но Цьев покачал головой и протянул Кшану поврежденную руку:
— Пей, Кшан.
— Не буду! — упрямо отказался Кшан. — Не дури, зализывай!
Цьев вздрогнул, глядя, как начинает капать на пол его собственная кровь:
— Пей, Кшан, не упрямься!
Что и говорить, упрямство раненого было напрасным. Было видно, какими жадными глазами Кшан смотрел на струйки крови, побежавшие по руке паренька, и как ноздри его затрепетали.
А когда Цьев, просунув левую руку под плечи Кшана и немного приподняв его, ткнул ему в губы свое кровоточащее запястье, несчастный прямо-таки впился в рану. Он сосал свежую кровь, а агрессивный парнишка неподвижно замер, обнимая Кшана и отвернув от него лицо.
По лицу Цьева текли обильные слезы, оставляя за собой дорожки на измазанных кровью щеках. С каждым посасывающим движением губ Кшана, паренек страдальчески морщился и задерживал дыхание, стараясь не вздрагивать. Слезы все сильнее текли по его лицу, не переставая, но он не отнял руку до тех пор, пока раненый сам не отстранился.