Рид помог ей встать.
– Пойдем, тебе нужно умыться и выпить воды. Может, и поесть еще сумеешь, если не спеша и понемногу.
– Да, наверное, – пробормотала Тресси и покорно пошла за ним, но к оленине больше притронуться не решилась.
– Может быть, завтра, – сказала она наконец. – Жаль, что сейчас так жарко – мясо, наверно, испортится.
Рид беспокойно шевельнулся и встал.
– Ты куда? – спросила Тресси.
– Приготовлю нам в дорогу вяленого мяса, да и жареного пару ломтей можно взять. Будем есть его, пока совсем не протухнет, а тогда перейдем на вяленое. Полустухшей олениной еще никто не отравился.
Тресси во время их долгого пути и вправду довелось есть тухлое мясо – когда иного выбора уже не оставалось. Она приняла это как должное – так уж заведено в прериях. Тресси знала также, что больше ее не стошнит по такому пустячному поводу. Рид был прав – отчасти ее тогда замутило еще и потому, что слишком много съела мяса на пустой желудок.
Разбрызгивая воду, Рид перебрался через ручей. Он волок за собой заднюю ногу оленихи. Присев на корточки, он вырезал из ноги приличный кусок и принялся обрезать с него со всех сторон тонкие ломтики, пока не получился длинный плоский ломоть коричневатой мякоти. Рид разложил его на ветвях поваленного дерева, затем нарубил зеленых веток, связал их в пучок и поставил так, чтобы дым от костра проходил сквозь это сооружение. Подвешивая мясо над костром, он сказал:
– У моей бабушки это получалось куда лучше, но и я постараюсь не ударить лицом в грязь. А теперь давай-ка глянем на то, что ты раздобыла в фургоне.
Самым ценным приобретением была, несомненно, одежда – несколько пар рубашек и брюк, шерстяные носки, два платья и теплые женские панталоны. Тресси испытывала смешанные чувства при мысли о том, что чужая трагедия оказалась для них истинным благословением.
– Почему же индейцы не забрали эти вещи? – спросила она.
– Индейцы? При чем тут индейцы?!
– А как же погибли эти двое? И куда делся их скот?
Рид заострил ножом тонкий сучок и принялся выковыривать мясо, застрявшее между зубов.
– Наверно, разбежался, или кто-нибудь увел. Впрочем, нет – тогда забрали бы и вещи.
Тресси молча ждала объяснений. Ветер к ночи унялся, и над крохотным лагерем стоял сытный запах жареного мяса. Где-то в темноте, на дереве заворковал голубь и завозился, устраиваясь на ночлег. Рид молчал.
– Что же случилось, Рид? – тихо спросила Тресси.
– Болезнь, – едва слышно ответил он.
– О господи! – Девушка провела ладонью по лоскутному одеялу, на котором она сидела. Одеялу, которым некогда укрывались двое несчастных, погребенных в чужой земле и никем из близких не оплаканных. Тресси могла лишь гадать, откуда они прибыли, осталась ли в тех краях родная душа, которая желает ушедшим за счастьем долгой и радостной жизни в земле обетованной. Как это все печально! Тресси кашлянула и поднялась. Из-за туч грациозно выскользнула почти полная луна, и тотчас окрестности залил ее серебристый колдовской свет.