* * *
Тресси привыкла жить впроголодь, так что лишь к вечеру вспомнила: с самого утра у нее и крошки во рту не было. Желудок громко требовал пищи. Но она не смела бросить Калеба одного, чтобы отправиться на охоту; стоило ей хоть на два шага отойти от хижины, и тут же ее охватывала паника. Что, если малыш проснется, начнет кричать и захлебнется слюной, а то, чего доброго, свалится на пол? Тресси понимала, что все это глупости, но поделать с собой ничего не могла.
Остатки похлебки были доедены еще вчера, а Тресси, занятая своими мыслями и страхами, напрочь позабыла о стряпне. Сейчас она развела огонь, подлила немного воды в горсть кукурузной муки и состряпала пару оладий. Тресси съела их, стоя на пороге хижины и до рези в глазах вглядываясь в лесную зелень – с надеждой, что на тропе вот-вот появится Рид. Калеб проснулся, и Тресси поменяла ему пеленки. Потом наскоро простирнула испачканный лоскут и развесила его сушиться над огнем.
Малыш пососал кулачки и, найдя их несъедобными, обиженно захныкал. Тресси, вздохнув, обмакнула тряпочную соску в остатки сахарной воды и, впитав ее до капли, бережно вложила соску в крохотный плачущий ротик.
Прижимая к себе Калеба, она сидела на валуне возле хижины и все высматривала Рида. Малыш немного почмокал, но потом опять принялся хныкать и выплюнул соску. Он завертел головенкой, на ощупь тыкаясь ртом в грудь Тресси, но, так и не отыскав желанной пищи, захныкал громче.
Тресси слышать не могла, как маленький плачет. К тому же она знала, что ей нечем его утешить. Она встала и принялась расхаживать перед хижиной, укачивая малыша. Слезы градом катились по ее измученному лицу.
– Тише, милый, не плачь, – бормотала она, успокаивая скорее себя. – Потерпи, он скоро вернется…
Но что, если Рид вообще не найдет молока?
– О боже, боже, – с тоской повторяла Тресси, чувствуя, как бессмысленна эта бессвязная молитва. Красный шар солнца катился к закату. Скоро они с Калебом окажутся в полной темноте – совершенно одни. Мальчик, накричавшись вдоволь, все же уснул, но Тресси боялась положить его, боялась с ним расстаться.
Медведь появился, когда уже совсем стемнело. В ночной тишине была отчетливо слышна его шумная возня. Нюхая воздух и фыркая, он царапал когтями ветхие стены хижины. Безумный взгляд Тресси метнулся к дверному проему, завешанному лишь абсолютно бесполезной в этом случае шкурой. Она слыхала, что не всякий медведь опасен для людей, но здесь водятся гризли, способные разорвать человека пополам одним ударом когтистой лапы.
С колотящимся сердцем девушка торопливо завернула Калеба в одеяло и положила в дальнем углу хижины. Потом схватила тяжелое старое ружье. Даже пуля крупного калибра может сразу не остановить гризли, и тогда Тресси надо будет перезаряжать ружье и успеть выстрелить прежде, чем медведь доберется до нее.