На острове были только два помещения для жилья. Бунгало из трех комнат, которое занимала семья Джонатана Темпла, и домик, крытый пальмовыми листьями, где жила тетушка Лу со своим семейством.
Тетушка Лу была большой толстой жизнерадостной матерью одиннадцати детей, пять из которых все еще жили вместе с ней. Она готовила для семьи Темпл и убиралась в их доме, а ее муж Эркюль ловил рыбу и выращивал сладкий картофель, томаты и аррорут.
Джули очень любила тетушку Лу, а Гизела с высокомерием относилась к ней, стараясь лишний раз подчеркнуть, кто в этом доме хозяйка, а кто – прислуга.
– Ты не должна позволять ей никакой фамильярности, – заявила она вскоре после своего прибытия.
– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросила девушка.
– Она – прислуга и должна знать свое место.
– Но я люблю ее! Она чудная и очень хорошо ко мне относится.
– Ах, такие вещи не нуждаются в объяснении, – раздраженно сказала Гизела. – Ты невероятно наивна для своего возраста. Я думаю, что тебе не следовало так долго находиться на этом острове. Бог знает, как ты будешь жить, когда тебе придется общаться с цивилизованными людьми.
Это «когда» заставило Джули замереть от тревожного предчувствия.
До появления мачехи она никогда не задумывалась о будущем. Этот остров был ее домом с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Дет-ские воспоминания о жизни в Англии не были особенно приятными. И она всегда считала, что ее жизнь с отцом на Солитэре будет продолжаться вечно.
Но Гизела была не из тех людей, которые могут быть счастливы на острове размером в десять акров – даже таком идиллическом, как Солитэр. Она не умела плавать, не загорала на солнце из боязни испортить цвет кожи, напоминающей лепесток магнолии. Она не любила читать и получала удовольствие только от танцевальной музыки. Тишина и одиночество быстро надоели ей.
Она была довольна только первые два-три месяца, так как относилась к тем женщинам, которые нуждаются в восхищении, а Джонатан с рабской преданностью поклонялся ей, как богине. Естественно, ему хотелось рисовать ее, воспроизвести на холсте каждую черточку ее роскошного тела. Гизела позировала ему, хотя и выражала неудовольствие из-за того, что долгое время приходилось сидеть неподвижно. Однако мысль о том, что эти портреты будут известны всему миру, необыкновенно подогревала ее тщеславие.
Но вскоре и это ей надоело, и Гизела упросила мужа взять ее в поездку на острова Мартинику и Тринидад. Джонатан согласился без всяких возражений. Они останавливались в лучших отелях и проводили дни в торговых центрах, а вечера – в ночных клубах. Джули оставалась на Солитэре. Она знала, что Гизела не хотела, чтобы Джули присоединилась к ним. Девушка не настаивала, так как не могла видеть отца, охваченного безумной страстью этой женщине.