– Ну вот, – сказала Ник. – Надеюсь, вы довольны?
Пуаро прочел вслух:
– «Приезжаю сегодня пять тридцать. Мегги».
– Мой страж и защитник, – заметила Ник. – Только, знаете, зря вы это. У нее ведь голова совсем не варит. Благочестивые дела – пожалуй, единственное, на что она способна. И она совершенно не понимает шуток. Фредди в сто раз быстрее распознала бы убийцу. А о Джиме Лазарусе и говорить не приходится. По-моему, никому еще не удавалось его раскусить.
– А капитан Челленджер?
– Кто? Джордж? Он не видит дальше своего носа. Но зато уж когда увидит – только держись. Если играть в открытую, ему цены нет, Джорджу.
Она сняла шляпку и продолжала:
– Я велела впустить человека, о котором вы пишете. Как это все таинственно! Он будет подключать диктофон или что-нибудь в этом роде?
Пуаро покачал головой.
– Нет, нет, никакой техники. Просто меня заинтересовал один пустячок, и мне хотелось узнать мнение этого человека.
– Ну ладно, – сказала Ник. – Вообще-то презабавная история.
– Вы думаете? – тихо спросил Пуаро.
Она стояла к нам спиной и смотрела в окно, а когда повернулась, на ее лице не осталось и тени обычного вызывающего выражения. Лицо ее по-детски сморщилось, словно от боли: она отчаянно старалась не расплакаться.
– Нет, – ответила она. – Ни капли не забавно. Я боюсь… боюсь. У меня просто поджилки трясутся. А я-то всегда считала себя храброй.
– Так оно и есть, дитя мое, мы с Гастингсом восхищены вашим мужеством.
– Уверяю вас! – с жаром воскликнул я.
– Нет, – покачала головой Ник. – Я трусиха. Ждать – вот что самое ужасное. Все время думать: не случится ли еще что-нибудь? И как? И ждать – когда.
– Я понимаю – вы все время в напряжении.
– Ночью я выдвинула кровать на середину комнаты. Закрыла окна, заперла на задвижку двери. Сюда я пришла по дороге. Я не могла… ну просто не могла заставить себя идти парком. Вдруг сдали нервы – и конец. А тут еще это…
– Что вы имеете в виду, мадемуазель?
Она ответила не сразу:
– Да, собственно, ничего. По-моему, это то самое, что в газетах называют перенапряжением современной жизни. Слишком много коктейлей, слишком много сигарет, слишком много всего остального. Просто у меня сейчас какое-то дурацкое состояние. Самой смешно.
Она опустилась в кресло и съежилась в нем, нервно сжимая руки.
– А вы ведь что-то скрываете от меня, мадемуазель. Что у вас случилось?
– Ничего, правда же, ничего.
– Вы мне чего-то недосказали.
– Все до последней мелочи, – с жаром ответила она.
– Насчет случайностей… покушений – все.
– А что же остается?
– То, что у вас на душе… ваша жизнь…