Керри-Луиза… Мисс Марпл внезапно вспомнила, что только она сама, да еще далекая Рут, называли ее этим именем. Муж называл ее Каролиной. Мисс Беллевер – Карой. Стивен Рестарик обычно звал ее Мадонна. Для Уолли она была миссис Серроколд, а для Джины – бабушкой.
Не в этом ли многообразии имен таится тревожный смысл? Не была ли Каролина-Луиза Серроколд для окружающих скорее символом, чем реальным человеком?
На следующее утро, когда Керри-Луиза, ступая с некоторым трудом, подошла к садовой скамье и, усевшись рядом со своей подругой, спросила, о чем она думает, мисс Марпл сразу ответила:
– О тебе, Керри-Луиза.
– Что же именно?
– Скажи честно, тебя ничто не тревожит?
– Не тревожит? – Собеседница удивленно подняла ясные голубые глаза. – Что же может меня тревожить, Джейн?
– Тревоги есть у всех нас. – Мисс Марпл чуть улыбнулась. – Вот у меня, например, сколько угодно. Улитки в саду, хлопоты с починкой белья, не всегда удается достать леденцы. На них я настаиваю сливовую наливку. Масса мелочей. Не может быть, чтобы у тебя совсем уж не было забот.
– Да, конечно, они есть и у меня, – нерешительно сказала миссис Серроколд, – Льюис слишком много работает. Стивен со своим театром забывает поесть. Джина стала очень нервной. Но я не умею и никогда не умела влиять на людей. Не знаю, как это удается тебе. А раз меня никто не слушает, какой смысл тревожиться?
– Мне кажется, что Милдред не слишком счастлива.
– Да, – сказала Керри-Луиза. – Она с детства считает себя самой несчастной. Вот Пиппа – та всегда сияла.
– Может быть, у Милдред есть на то причины? – предположила мисс Марпл.
Керри-Луиза спокойно сказала:
– Ревность? Да, вероятно. Но людям не требуются причины, чтобы испытывать те или иные чувства. Они испытывают то, к чему предрасположены. А ты другого мнения, Джейн?
Мисс Марпл вспомнилась мисс Монкриф, которую тиранила и целиком подчинила себе больная мать. Бедная мисс Монкриф, мечтавшая путешествовать и повидать свет. Она вспомнила, как вся деревня Сент-Мэри-Мид хоть и старалась соблюсти приличия, но радовалась, когда миссис Монкриф упокоилась в могиле и мисс Монкриф обрела наконец свободу и достаточные средства. И как мисс Монкриф, отправившись путешествовать, не уехала дальше побережья Франции. Решив навестить там «маминых старых подруг», она была так тронута судьбой пожилой дамы, страдавшей ипохондрией[37], что вернула билет и поселилась у нее, готовая терпеть все старческие капризы, работать сверх сил и опять мечтать о прелестях путешествий.
Мисс Марпл сказала:
– А ведь ты, пожалуй, права, Керри-Луиза.