Александр, почти не шевеля головой, осмотрелся. Всё было знакомо. Слева, тихонько потягивая носом, спал маленький узбек Сатыбалдыев, справа, через проход, свесив руку-кувалду, уверенно похрапывал здоровенный амбал Левашов. Сверху койка второго яруса провисла под тяжестью тела: кто-то из молодых, почти незнакомый, из другого взвода. Ну, нет, — ещё раз подумал Александр. Отбросил одеяло, встал. — Не выйдет! Зубы обломаете. Я вас, гниды, причешу под ноль!..
А кого «вас» — и сам не знал.
— В сортир, — буркнул он проснувшемуся окончательно дневальному и зашлёпал к двери. В умывальной комнате он попил воды из-под крана, выкурил сигарету, загасил её в раковине и с размаху швырнул окурок в плевательницу. Попал.
Сослуживцы уважали рядового Александра Раскатова, хотя сам он к тому нимало не стремился. Ему это было всё равно.
Высокий, худощавый, жилистый, Саша не выглядел внушительно, но жёсткий взгляд серых глаз из-под угрюмоватых, сросшихся на переносице тёмных бровей, взгляд этот заставлял поёживаться других и понимать, что лучше с этим человеком не ссориться. Именно благодаря этому Александр, несмотря на образование, не выслужился ни в сержанты, ни даже в ефрейторы: его взводный, лейтенант Кулагин, натура нервическая, обострённым чутьём своим чуял скрытую, тревожащую и неясную ему мощь своего солдата и в минуты душевной откровенности, честно говоря себе с горечью, что сам такой не обладает, ревниво придерживал подчиненного по службе.
Впрочем, Александр об этом не догадывался. Не задумывался над взводными, да и всеми прочими интригами. Его это не волновало. От окружающих он хотел одного только: чтобы его не доставали, не лезли в душу, а уважают или нет, власть, чины и всё такое прочее — ему это было безразлично. Он не нуждался в заострённом самолюбии как раз, наверное, потому, что сам догадывался о данной ему силе, не давая, правда, себе труда поразмыслить об этом всерьёз. Шёл уже пятый час, и он так и не сумел заснуть до подъёма. Первое потрясение прошло, и теперь он достаточно спокойно рассматривал создавшуюся обстановку. Он всегда рассуждал конкретно. То, что было, не сон, с этим ясно. Точка. Дальше: не едет ли крыша. Он вполне хладнокровно взвесил все «за» и «против» этой версии и решил, что это, хотя в принципе и возможно, но крайне маловероятно. Перебрав в памяти всех известных ему предков и родственников, он лишний раз убедился, что «дураков», как по-простому именовали его земляки пациентов психлечебниц, среди них не было. Существовал, правда, некий дядя Петя, двоюродный брат матери, но и он был скорее чудак, чем «дурак»: будучи владельцем в пригороде дома с подворьем, на этом самом подворье он вот уже много лет, веселя соседей, сооружал таинственный «солнечный генератор» — проводил никому не понятные эксперименты, результаты записывал в тетрадки, каковые тетрадки нумеровал и складировал в ящике комода, под угрозой скандала не разрешая никому в них заглядывать. Жена давно махнула на него рукой. Не пьянствует, не буянит, и на том спасибо.