— Так что же Руфель? [политолог] — спросил президент. — Вы сумели его найти?
— Недостижим, — ответил д-р Александер. — Видимо, арестован. Для его же собственной безопасности, так мне сказали.
— Будем надеяться, — задумчиво произнес старик Азуреус. Ну да неважно. Полагаю, мы можем начать.
Эдмунд Блре, вращая крупными карими очами, рассказывал флегматичному толстяку (Драма) об удивительном зрелище, виденном им.
— О да, — сказал Драма. — Студенты-художники. Я знаю об этом.
— Ils ont du toupet pourtant, — говорил Блре.
— Или просто упрямы. Если уж молодые люди берутся блюсти традицию, так с той же страстью, с какой люди зрелые свергают ее. Они вломились в "Klumbu" ["Закуток" — знаменитое кабаре], поскольку танцульки оказались закрыты. Упорные ребята.
— Я слышал, parlamint и Zud [Верховный Суд] так до сих пор и горят, — сказал другой профессор.
— Плохо слышали, — произнес Драма, — потому что мы разговариваем не об этом, а о прискорбном посягательстве Истории на ежегодный бал. Они нашли запасы свечей, — продолжал он, опять оборотившись к Блре, который стоял, выпятив живот и глубоко засунув руки в карманы штанов, — и плясали на сцене. Перед пустым залом. В этой картине было несколько хороших теней.
— Полагаю, мы можем начать, — сказал президент, приближаясь к ним и, как лунный луч, проходя сквозь Блре, чтобы уведомить другую группу.
— Но тогда это прекрасно, — сказал Блре, внезапно увидев все в новом свете. — Надеюсь, pauvres gosses сумели повеселиться.
— Полиция, — сказал Драма, — разогнала их около часу назад. Но думаю, пока это продолжалось, веселья хватало.
— Я полагаю, мы можем сию же минуту начать, — уверенно произнес президент, опять проплывая мимо. Улыбка его исчезла давным-давно, туфли еле слышно скрипели, он скользнул между Яновским и латинистом и покивал — да-да — дочери, которая тайком показала ему из-за двери вазу с яблоками.
— Я слышал из двух источников (одним был Блре, другим его предполагаемый информатор), — сказал Яновский и так понизил голос, что латинисту пришлось нагнуться и ссудить ему ухо, поросшее белым пухом.
— А я слыхал по-другому, — сказал латинист, медленно разгибаясь. — Их взяли при переходе границы. Одного министра кабинета, личность которого в точности не известна, казнили на месте, а (он приглушил голос, называя бывшего президента страны) ... привезли назад и посадили в тюрьму.
— Нет-нет, — сказал Яновский. — Лишь он один. Как король Лир.
— Да, конечно, так будет лучше, — с искренним одобрением сказал д-р Азуреус д-ру Александеру, который сдвинул кое-какие стулья и кое-какие добавил, так что комната, словно по волшебству, обрела должно-торжественный вид.