— А там кто еще? Документы прошу. — Сержант не обращал внимания на шофера, его интересовала фигура спящего в углу.
Попутчик сказал:
— Это… экспедитор. Она сопровождает груз. Спросонок Надя оттолкнула руку сержанта так, что
фонарь закачался.
— Что ты, идол, глаза слепишь?
— Идолов здесь нет. Надо соображать, что говорите, гражданка. Ваши документы.
Надя достала бумаги и протянула сержанту. Она запахнула жакет, на борту его блеснул «Знак Почета». Несмотря на то, что разговор этот происходил в предрассветных сумерках, было видно, как молодой сержант смутился.
— Можете следовать…
Рявкнул мотор, шлагбаум остался позади. Дорога опять побежала навстречу; из-за поворота выплыл километровый столб с цифрой 402…
Попутчик покосился на Надю. Теперь она уже не походила на усталого, полусонного человека: она сидела прямая и сильная, обеими руками придерживая на груди борта жакетки, и улыбалась весело и лукаво.
Попутчик, словно спасаясь от внезапно охватившего его чувства, резко увеличил скорость; заметалась под колесами щебенка, сосны по обочинам тракта превратились в сплошные темные стены, нависшие над дорогой скалы проносились со свистом где-то над самой кабиной. Надя молча, добрыми глазами все смотрела на попутчика, и под этим взглядом его худое небритое лицо, освещенное снизу лампочкой, горящей на щитке, постепенно становилось спокойнее. И вот, не отдавая отчета почему, удивляясь и радуясь, он вдруг заговорил о себе.
Впереди блекла одинокая звезда, четче обрисовывались на посветлевшем небе острые верхушки елей, и вот уже вспыхнул край облака над горизонтом, а попутчик все говорил, волнуясь, заново переживая все, что казалось уже мертвым.
Высоко на холме два каменных обелиска, точно часовые, стоят у въезда в город. Здесь прерывается тракт.
В предвечерний час Надя остановила на вершине холма свой запыленный грузовик.
Тимка протянул попутчику сделанную из ружейной гильзы зажигалку.
— Возьми на прощанье.
Попутчик слегка сутулился, как человек, привыкший стоять у станка. Ветер разметал его темные волосы, ворот комбинезона был расстегнут.
— Спасибо, друзья. Может, и встретимся еще, не знаю. Я к новому начальству явлюсь, буду проситься на фронт. Скорее всего меня отпустят.
— Подай кисет, — сказала Надя и значительно посмотрела на Тимку.
Тот с готовностью вынул из-за пазухи бархатный кисет, туго набитый самосадом. Надя передала его попутчику.
— Возьми. Покуришь, вспомнишь нас. Скоро кончится война, Константин. Я слышала, что предлагал тебе мастер в МТС, и я знаю, с твоими руками тебя везде примут. У нас в совхозе ты найдешь работу. И — меня.