– Ты не лякайся, шо ниженьки босии змочишь в холодну росу…
Старший сын еще спал, хотя дело шло к вечеру. Утром, сквозь сон, Нина Федоровна слышала, как он тихонько выпроводил ту, которая всю ночь то хихикала, то постанывала в его комнате. Было время, когда Нина Федоровна возмущалась по этому поводу, но как-то раз, во время десятиминутной утренней разминки, решила, что все это ерунда. Не стоит об этом думать, а то прибавится зловещих «гусиных лапок» вокруг глаз. Мужчине нужна женщина? Ради бога! И даже лучше, если это будут разные женщины, потому что когда их много, это значит, что нет ни одной. И нет перспективы маяться с невесткой в общей кухне и называться свекровью, а еще хуже – бабушкой.
Какое бесповоротное, удушающее слово! Лучше об этом не думать, не портить себе нервы.
По той же причине, дабы сберечь нервы, а значит – блеск волос, свежесть кожи и ясность взора, Нина Федоровна с самого раннего детства сыновей взяла себе за правило не портить отношений с ними – во всяком случае, старалась. Никогда особой ласковости она к ним не проявляла, но полагала, что если ребенок чего-то хочет, будь то лук со стрелами, настольный хоккей или японская стереосистема, проще дать ему желаемое, чем осложнять себе жизнь его слезами и недовольством. Послушание легче купить, чем воспитать, а деньги в нашей жизни – средство, а не цель, была убеждена Нина Федоровна. Когда-то ее поразила фраза: «Деньги – это грязь. Жаль, что грязь – не деньги». Стало быть, вопрос в том, чтобы заработать побольше.
Может быть, считала Нина Федоровна, чаевые кого-то и унижают, но колготиться с одиннадцати утра до одиннадцати вечера вокруг клиентов, будто они твои лучшие друзья, и за просто так? Это ведь несправедливо. Тем более люди сами дают. Покажите хоть одну официантку хорошего, престижного ресторана, которая вымогала бы чаевые. Нет таких. Клиент, как правило, сам не ждет сдачи. А как далеко, в каком кармане держит деньги официантка и как долго эту сдачу отсчитывает – это уж сугубо ее личное дело и ее собственный профессиональный прием.
– Ничь така мисячна, зоряна, ясная, выдно, хочь голки сбырай, – пел Аркадий Леонидович снова и снова, будто пластинка, на которой игла проигрывателя все время перескакивает на одни и те же дорожки.
Нина Федоровна отворила дверь. Девица! Давно не было их средь бела дня. Ну и вид у нее – будто в горничные пришла наниматься.
– Н-ну? – разлепила Нина Федоровна узкую щель между губами, чтобы растаявший жирный крем не потек со щек.
– Здравствуйте, – робко сказала девушка, поднимая на Нину Федоровну зеленовато-карие глаза. – Леша дома? – с запинкой спросила она, и глаза ее заплыли мимолетными слезами, а на скулах выступили красные пятна.