На лице дона он не прочел ничего обнадеживающего.
― Когда моей дочери с мужем уезжать?
Хейген взглянул на свои наручные часы.
― С минуты на минуту разрежут свадебный пирог, потом туда-сюда еще полчаса. ― Это навело его на мысль о другом. ― Да, насчет вашего зятя. Даем ему что-нибудь значительное, впускаем в круг семейства?
Ответ прозвучал так неистово, что Хейген оторопел.
― Никогда. ― Дон хлопнул ладонью по столу. ― Никогда. Подыщешь ему что-нибудь на прокорм ― хорошую кормушку. Но никогда не подпускай к делам семейства. Другим скажи то же самое ― Санни, Фредо, Клеменце.
Дон помолчал.
― Передай моим сыновьям, что они поедут со мной в больницу к бедняге Дженко, все трое. Хочу, чтобы в последний раз оказали ему уважение. Пусть Фредди возьмет большую машину, и спроси Джонни, может быть, сделает мне особенное одолжение и тоже поедет с нами. ― Он перехватил вопросительный взгляд Хейгена. ― А ты сегодня же вечером поезжай в Калифорнию. Так что тебе съездить к Дженко будет некогда. Но задержись до моего возвращения из больницы, у меня к тебе разговор. Все понял?
― Понял, ― сказал Хейген. ― К какому времени Фредо подать машину?
― Пусть разъедутся гости, ― сказал дон Корлеоне. ― Дженко меня дождется.
― Сенатор звонил, ― сказал Хейген. ― Извинялся, что не смог пожаловать лично, но прибавил, что вы поймете. Скорей всего, имеет в виду тех двух красавцев из ФБР, которые торчали напротив вашего дома и записывали номера у машин. Зато подарок прислал, с нарочным.
Дон покивал головой. Не было смысла рассказывать, что он сам отсоветовал сенатору приезжать.
― Стоящий подарочек?
Германо-ирландские черты Хейгена приняли до странности итальянское выражение, обозначающее высокую степень похвалы.
― Старинное серебро, очень ценная штука. Если ребята надумают продавать ― верная тысяча. Повозился сенатор, покуда отыскал редкую вещь. Для людей его круга в этом вся соль, а не в том, сколько стоит.
Дон Корлеоне выслушал его с нескрываемым удовольствием ― со стороны такой фигуры, как сенатор, это был нешуточный знак внимания. Подобно Люке Брази, сенатор был одной из глыб, на которых покоилось могущество дона Корлеоне, ― и, подобно Люке, своим подарком он вновь подтвердил свою неизменную преданность.
Кей Адамс узнала Джонни с первого взгляда, как только он появился в саду. Узнала и искренне удивилась:
― Ваша семья знакома с Джонни Фонтейном? Что ж ты мне раньше не сказал? Теперь я уж точно пойду за тебя замуж, будь уверен.
― Хочешь, и тебя познакомлю, ― сказал Майкл.
― Сейчас-то что, ― сказала Кей. Она вздохнула. ― Три года была в него влюблена. На каждый его концерт приезжала в Нью-Йорк и с каждого уходила охрипшая. Это было что-то бесподобное!