Я увидела, как наш лимузин тронулся с места и проехал мимо. Ксавье, сидевший между без умолку болтавшей тетей и упорно молчавшей мамой, не взглянул в мою сторону.
Я пересекла привокзальную площадь и села в автомобиль Симона. Он сам вел машину. Я поместилась с ним рядом. Машина тронулась. Симон спросил меня о чем-то. Я не ответила. С обычным своим равнодушием брат не стал настаивать. Мы молча катили вперед. Как я и предполагала, Симон направился на авеню Ван-Дейка. Я сразу поняла, что он будет у нас обедать, а до обеда не отпустит ни на минуту Ксавье. И совершенно ясно, что он, как лакей, проводит Ксавье в его комнату, пройдет с ним в ванную, поможет ему разобрать чемоданы; позвонит, чтобы принесли портвейн. Завяжет первые узы братской дружбы.
Я сильно рассчитывала на пребывание Ксавье в нашем доме. Хотя совсем немного времени прошло после моего возвращения под отчий кров и после того, как я вновь соприкоснулась с нашей семьей, совсем немного прошло и после той бессонной ночи, которая как-то оглушила меня, вместе с тем принеся облегчение, я уже успела убедить себя, что по крайней мере от Ксавье мне зла не будет. С удивившей меня самое горячностью я тянулась к этому новому для меня лицу, ибо, хотя мы были с Ксавье на "ты", я его почти не знала. Я хотела сделать его своим другом. И взамен тайно поклялась себе любить и охранять его, быть ему поддержкой. Я не могла, просто не могла позволить нашей семье на моих глазах столкнуть этого новоявленного Даниила в ров львиный.
Как знать, не был ли продиктован мой план кампании отчасти эгоизмом? Хотела ли я в действительности уберечь беззащитного юношу, не подозревавшего о кознях Буссарделей, или просто-напросто мне улыбалась мысль оставить наших в дураках? А возможно также, пройдя через внутренний кризис, разрешившийся смятением и одиночеством, я просто радовалась возможности уцепиться за что-нибудь или за кого-нибудь.
В первые дни мне не удалось привести свой план в исполнение. Назавтра после приезда Ксавье отправился в Фонтенбло, где жили его дядя с теткой и двоюродные братья по материнской линии.
- Погости у них до самого раута, детка! - посоветовала тетя Эмма.Отдай, так сказать, родственный долг семье мамы, а затем будешь только наш, только буссарделевский.
Все эти дни она упивалась приготовлениями к рауту. Велела открыть парадную половину. Церемония ее открытия происходила не более десяти раз в году по случаю периодически повторявшихся больших семейных обедов, в дни обедов, которые давались деловым людям, а также ради того, что тетя Эмма вплоть до самой своей кончины будет именовать "нашими раутами".