- В чем дело? Что это еще за "но, Агнесса"?
Тут Симон процедил сквозь зубы:
- Но неужели ты воображаешь, что кто-нибудь из наших приедет тебя встречать на вокзал?
Я молчала. А он, воспользовавшись моим молчанием как брешью, куда можно незаметно проскользнуть, сделал вид, что всецело на моей стороне. Очевидно, эта позиция больше отвечала каким-то его планам, мне еще не известным. И этот лицемер, бросив как бы вскользь две коротенькие фразы, дал мне понять, что он, мол, не одобряет поведения нашей семьи.
- Ты же их сама знаешь. Ты же знаешь, какие они. Неуважительное и неопределенное "они" лишь подчеркнуло замыслы брата. Я по-прежнему молчала. Продолжая начатую игру, он добавил:
- Неужели ты ждала, что они бросятся к тебе на шею?
- Ах, так,- медленно произнесла я. - Понятно... Меня собираются проучить.
- Да, черт возьми! Вспомни сама, как было дело!
Я была твердо уверена, что он-то помнил. Сейчас я услышу блистательный перечень моих прегрешений.
- Сама подумай... Ты уезжаешь на два каникулярных месяца в Сан-Франциско в одну знакомую семью. По прошествии двух месяцев ты сообщаешь им, что поступила в университет Беркли. Еще через год сообщаешь, что продлила учение. Не спросив ни у кого из них совета. Возражали только для очистки совести, лишь потому, что от тебя вечно можно ждать чего угодно...
От третьего лица множественного числа он перешел к безличной форме, включающей уже всю семью...
- А, возможно, также и потому, что я достигла совершеннолетия, подчеркнула я.
- Да. И это тоже учитывалось.
Из этих слов я поняла, что они заготовили целый ультиматум, но предвидели, что я им пренебрегу.
- При всем том, - добавил Симон, - в этой истории были не совсем ясные стороны. Иногда ты месяцами не писала.
- Вы сами перестали мне отвечать.
- Поставь себя на их место... Хороши бы они были, если бы...
- Ах, самолюбие заговорило!
- Ничего подобного, детка! - Симон воодушевился. - Это можно доказать хотя бы тем, что писать тебе не писали, а деньги переводили. Ты ни в чем никогда не нуждалась.
- Но ведь...
- Конечно. Ты могла просто, - он замялся, - потребовать. У тебя свое собственное состояние. Признайся же, что благодаря им тебе не пришлось его затронуть. Ты отлично знаешь, что это не в обычаях семьи. Твои доходы были употреблены, сама понимаешь, с пользой... Да, они проявили немало терпения. Даже когда особенно о тебе волновались.
Я повысила голос.
- Ладно, ладно, Симон! Никогда не поверю, что маму так уж волнует, что я делаю и что я думаю. И папу тоже. Если угодно, могу тебе привести десятки примеров, далеких и близких. Только я считаю это просто дурным тоном. А главное, это совершенно бесполезно.