"Один нам конец - умирать!" Жизненная правда всегда была "соавтором" Эртеля. Создатель "Гардениных" знал мужицкую Россию глубоко, видел ее "насквозь" и, как и Глеб Успенский, не обсахаривал ее в угоду сентиментально понятым идеалам. Поэтому в романе рядом с "положительными" персонажами из крестьян живут фигуры и малопривлекательные - такие, как эпикуреец-развратник Агафокл, "артист" сквернословия кузнец Ермил, кулак Шашлов и другие запоминающиеся, несмотря на свою короткую романную жизнь, герои.
Лев Толстой, высоко оценивший "Гардениных", недаром подметил тяготение их автора к изображению негативных сторон крестьянской психологии. Великий писатель хотел видеть в народе прежде всего нетронутую "религиозную силу", противостоящую активной общественной позиции. Эртель, часто споривший с учением Л. Толстого, тем не менее попал под его мощное влияние, нарисовав в романе образ апостола христианской морали столяра Ивана Фёдотыча, сыгравшего большую роль в судьбе главного героя.
Сюжетная линия "непротивленца" Ивана Фёдотыча наименее удачна в "Гардениных". Показательно, что и композиционно-стилевые средства изображения праведника не отличаются изобретательностью: это в основном вложенный в его "красные" уста монолог-притча, вроде истории о Фаустине Премудром, которому знания не принесли счастья.
По сути, Николая Рахманного больше привлекают не моральные проповеди старика смиренника, а его молодая подруга жизни, ставшая в конце концов женой главного героя. Однако просто отмахнуться от философии Ивана Фёдотыча - значит упростить проблему наиболее верного способа служения "ближнему", над которой бился писатель.
Идея любовного доверия к человеку как важнейшему фактору избавления от всякого зла проводится Эртелем настойчиво, особенно во второй части романа, но она не получила убедительного художественного решения, потому что в ней не вся правда, а только мечтаемая, вступавшая в контрастное противоречие с горькой правдой действительности, которой наполнена книга. Художественная ткань текста сопротивляется волевым авторским "привязям"; не Иван Федотыч и его смиренномудрая философия, а другая, более жизненная и здоровая энергия движет обществом.
Эртель попытался раскрыть эту энергию в образе сына конюшего Капитона Аверьяныча - Ефрема, студента медицинской академии, приезжающего домой с целью политической пропаганды среди крестьян.
Между бунтарем-народником и его отцом, человеком властным и сильным, образуется духовная пропасть, заполнить которую не могут естественные родственные чувства. Интересы Капитона Аверьяныча всецело сосредоточены на возрождении былой славы гарденинския рысаков - эта деловая сторона его натуры показана блестяще, и вообще характер получился крупный, резкий, самобытный. Попутно заметим: страницы романа, посвященные конезаводскому делу спортивным состязаниям рысаков, читаются как увлекательное и динамичное повествование. (В. Г. Короленко рассказывал: когда в "Русской мысли" прервалось печатание главы о скачках, в редакцию посыпались нетерпеливые телеграммы спортсменов.) Образ Капитона Аверьяныча неоднозначен: это причудливый сплав рабской психологии, впитанной с крепостной кровью, и гордыни, порожденной властью над "дворовыми людьми" и своим профессиональным достоинством. Попытки Ефрема найти точки соприкосновения с отцом разбиваются о глухую стену отчуждения. Капитону Аверьянычу непонятны духовные устремления сына, направленные на ломку тех самых крепостей, которые он всю жизнь сторожил. Драма "отцов" и "детей" приобретает остросоциальное значение, несколько приглушенное бытовыми реалиями.