— Замечательно, — обрадовалась я. — Итак, он выпивает кофе с поганкой, хватается за горло, хрипит и умирает. Вот здесь, в этой комнате, лежит его неостывшее тело. Ты смотришь на него и в тот же миг испытываешь огромное облегчение. Так?
— Нет, — испугалась моя подруга, — ты что?
Я увидела, что она аж содрогнулась, представив себе описанную мною картину.
— Значит, нет? Ладно. Тело увезли в морг, кремировали, и ты видишь, как его предают земле под рыдания неутешных родственников. И в тот же миг ты испытываешь огромное облегчение. Теперь правильно?
— Нет. Это ужасно. Просто ужасно! Галя с ума сойдет от расстройства. Она так его любит.
Галя — Сережкина сестра, она работает вместе с нами.
— Хорошо, — согласилась я, — пусть данный момент мы уже проехали. Тело похоронено, родные отрыдали, и теперь ты твердо знаешь, что Углов мертв и ты больше никогда, никогда его не увидишь. Он никогда не улыбнется своей обаятельной улыбкой ни тебе, ни какой-нибудь другой женщине. По этому поводу ты чувствуешь огромное облегчение. Так, наконец?
— Нет, — призналась Лилька. — Никогда его не увижу… От твоих слов просто кровь стынет в жилах. Это невозможно!
— Так зачем было огород городить и отвлекать меня от работы? — строго вопросила я. — Он жив-здоров, Рита тоже, да и ты с ними, и это для тебя самый оптимальный вариант. Ведь так получается?
— Получается, — удивилась она.
— Ну, и радуйся, что все так и есть, а я включаю компьютер, не то Николай Андреевич сделает мне втык и будет совершенно прав. А ты иди помелькай перед своим Юрием Владимировичем, а то он решит, что ты сегодня взяла отгул. Ты ведь должна была начертить схему еще вчера, да? А у тебя там конь не валялся.
Лилька согласно кивнула и отошла к своему столу. Признаться, я сильно преувеличивала необходимость заняться делом. В данный момент у нас царил совершенный хаос. Просто я решила, что почертить будет подруге полезно. Это успокаивает.
Причина хаоса заключалась в том, что в нашей комнате ставили перегородку. С таким простым, казалось бы, событием была связана целая эпопея. Я уже упоминала, что работаю в государственном НИИ, но в подразделении, имеющем крайне выгодный заказ. Заполучил этот заказ наш завотделом, Сергей Сергеевич Марченко. У него огромные связи, приобретенные еще во времена, когда он подвизался на партийном поприще. Теперь он, разумеется, крутой демократ и снова на коне. Вы уже поняли, что я не слишком-то его люблю. Не подумайте, будто я мизантропка. У меня со всеми хорошие отношения, и в моем секторе, и в Лилькином. Только складывается впечатление, что в начальники обычно пробиваются самые противные. Естественный отбор, что ли? Хотя, конечно, у меня слишком мало опыта, чтобы обобщать. Может, они и не противные, просто имеют тип характера, для меня непривлекательный. Если вдуматься, осуждать их глупо. Кто-то ведь должен быть начальством, правда? А порядочный человек не сумеет, да и не захочет. Поэтому им приходится вести себя… ну, не очень хорошо. Возможно, это их в глубине души даже угнетает, однако другого выхода нет. Вот Марченко. Ему лет сорок пять, он энергичный и, как говорится, видный. Он обожает принимать всякие делегации, особенно иностранные. Его кабинет отремонтирован по лучшим мировым стандартам, и Сергей Сергеевич от него млеет и тает. Еще он млеет, когда дает советы. Заявится к нам, встанет над душой и начинает учить меня программированию, да еще при этом нежно хватает за локоток и интимно заглядывает в глаза. Он уже в том возрасте, когда мужчины начинают обращать на меня усиленное внимание. Наш завсектором, Николай Андреевич Зубков, хотя бы старается делать последнее деликатно, словно бы невзначай, а этот совершенно открыто. Или разница тактик объясняется десятилетием разницы в возрасте? Как бы там ни было, Марченко, по-моему, убежден, что я от него в восторге, хотя я все время почти демонстративно отодвигаюсь. Через пять минут я оказываюсь вжатой в стенку, после чего переставляю свой стул на прежнее место, и все начинается сначала.