Когда Шейла ушла, я вернулся в «Кларендон», упаковал свой чемодан и оставил его у портье. В таких отелях всегда стараются, чтобы вы освободили номер до полудня.
Затем я снова вышел на улицу. Мой маршрут проходил мимо полицейского участка, куда я вошел после минутного колебания. Я застал Хардкасла в тот момент, когда он, нахмурившись, разглядывал какое-то письмо.
– Сегодня вечером я снова уезжаю, Дик, – сообщил я. – Возвращаюсь в Лондон.
Он задумчиво посмотрел на меня:
– Хочешь, я дам тебе совет?
– Нет, – поспешно ответил я.
Но Хардкасл не обратил на это никакого внимания. Когда люди хотят давать советы, они не принимают в расчет возражений.
– На твоем месте я бы уехал и больше не возвращался. Так будет для тебя лучше всего.
– Никто не может знать, что для другого лучше всего.
– Сомневаюсь в этом.
– Я должен сказать тебе кое-что, Дик. Как только я выполню свое задание, я уйду с этой работы. По крайней мере, думаю, что уйду.
– Почему?
– Я похож на старомодного викторианского священника. У меня сомнения.
– Дай себе срок.
Я не совсем понял, что он имеет в виду, поэтому переменил тему, спросив Хардкасла, что он рассматривал с таким вниманием.
– Прочти это. – Дик протянул мне письмо, которое изучал.
«Дорогой сэр!
Я много думала о нашем разговоре. Вы спросили у меня, не было ли у моего мужа каких-нибудь особых примет, и я ответила, что нет. Но я была не права. На самом деле у него был маленький шрам под левым ухом. Гарри порезался бритвой, когда на него прыгнула собака, и ему пришлось наложить шов. Но шрам остался такой маленький и незаметный, что в тот день я о нем даже не вспомнила.