Котенок, увидев лезущего к нему человека, закрутился на узком карнизе, прутиком вздыбливая хвостик. И вот, вскинув руки, корсиканец схватил его за шкирку — метнул в ближайшее окно камеры. Падая затем в колодец тюремного двора, Боккеямпе чудом вывернулся — полет! — и уже повис на ветвях дерева.
— Молодец, сынок! — похвалил его майор. Но ветви дерева снова качнулись, и земляк великого императора теперь явно удирал по гребню каменной стены.
Арестанты суматошно загалдели. Часовой вскинул ружье.
— Стреляй! — велел ему де Бюгонь.
Но тут Мале ударил ногой по ружью — роковая пуля, щелкая по булыжникам, запрыгала вдоль двора, поднимая пыльцу.
— Боккеямпе! — крикнул он в сторону беглеца. — Остановись и возвращайся обратно… слышишь? — Фигурка отчаянного парня застыла на фоне вечернего неба. — Ну же! — припечатал генерал Мале крепкой руганью. — Я кому сказал возвращайся…
Беглец сгорбился и, в раздумье помедлив, спрыгнул в глубину двора. Майор де Бюгонь протянул руку Мале:
— Благодарю вас, генерал… На старости лет вы благородно избавили меня от бесчестного убийства!
Когда арестантов разводили по камерам, Боккеямпе, едва не плача, вдруг задержался перед Мале.
— Я вам поверил, — сказал он. — Но… зачем? Зачем вы остановили меня? Сейчас я был бы уже на свободе… Мале обнял несчастного корсиканца:
— Ты ничего не понял и потому сердишься… Пойми же: скоро мне понадобятся такие отважные люди, как ты!
Было ясно — генерал Мале опять что-то задумал.
Неуловимые для полиции нити уже сошлись пучком в его камере — теперь Мале сплетал из них прозрачную паутину, чтобы набросить ее потом на громоздкую империю Наполеона.
Но герцог Ровиго в это время был озабочен тревожными докладами префекта Тибодо с юга Франции: там, в Марселе и Тулоне, оживились якобинские настроения, к недовольным примыкают итальянцы и даже испанцы, размещенные в гарнизонах Прованса. Тибодо сообщал, что готовится мятеж под руководством генерала Гидаля, но — по словам Тибодо — повстанцы не начнут мятежа до тех пор, пока не получат сигнала из Парижа…
Савари нервно отбросил со лба непокорную челку.
— Что за чушь! — сказал он себе. — Кто может дать сигнал из Парижа? Тибодо всегда мерещатся страхи…
В апреле 1811 года Тибодо настойчиво просил Савари, чтобы арестовали Гидаля, иначе он, префект, не ручался за спокойствие всего Прованса. Это вывело министра из терпения, в ответном письме он отчитал Тибодо за панику, Савари писал, что префект не смеет даже заикаться о том, будто «при режиме его императорского величества (Наполеона) возможно устраивать заговоры. Напротив, убедите себя, что это невозможно…»