— Нет, — сказал Гюллен, — я тебя не знаю.
— Неужели не помнишь меня, «черного мушкетера»?
— Мале! — выкрикнул Гюллен. — Неужели ты, Мале?
— Да, это я.
— Но что привело тебя сюда… в такую рань?
— Вставай. Сейчас все узнаешь.
— Что такое? — побледнел Гюллен.
— Ты больше не комендант Парижа. Правительство назначило на этот пост меня… Поднимайся! И будь любезен отдать мне шпагу, а заодно выложи и печать штаба Первой дивизии.
Гюллен сел на роскошной постели.
— Я, кажется, служил исправно, — начал бормотать он. — Но если… Впрочем, я привык повиноваться… И если ты говоришь, что надо… Я ни в чем не виноват. Ты сам знаешь, моя верность императору никогда не вызывала подозрений. Нет ли ошибки?
Мале резким громовым голосом оборвал его:
— Хватит блудить словами о верности! Твой император убит в России… Вот тебе и указ сената, подтверждающий мои слова. Если хочешь, я прочту его вслух, а ты пока одевайся…
Мале прочел указ, Гюллен накинул халат. Руки его тряслись, и тут на помощь своему мужу пришла графиня Гюллен.
— А где же приказ? — выглянула она из-под одеяла. — Мой друг, у этого генерала, если он принимает у тебя пост, обязательно должен быть на руках и приказ военного министра графа Дежана… Скажи, чтобы он показал его тебе!
— Да, да, да! — ухватился за эту мысль Гюллен. — Как это я не подумал сразу? Потрудись, Мале, прежде показать мне бумагу от самого Дежана… почему я должен верить словам?
Мале почти с отвращением ответил ему:
— Напрасно не веришь мне, Гюллен. Ну, давай, пройдем в кабинет, и я покажу тебе приказ… от самого Дежана! Гюллен провел своего преемника в кабинет.
— Посмотрим… посмотрим, — жалко бубнил он. Когда же обернулся, прямо в лицо ему смотрело дуло громадного пистолета, направленного точно — в рот!
— Опомнись, — прошептал Гюллен, и, опрокидывая мебель, он начал отступать в глубину комнаты. — Пожалей меня, Мале…
— А ведь ты, Пьер, был якобинцем, — сказал Мале и выстрелил. — Так вот тебе… как и хотел ты… от Дежана!
Жестоко раненный в челюсть, Гюллен свалился на ковер. Полуголая графиня, забыв о приличии, рванулась в кабинет. Мале пропустил ее и, подумав, дважды повернул ключ в замке дверей.
Теперь генерал Гюллен был не опасен.
* * *
Гораздо позднее Савари вспоминал, что «планы Мале осуществлялись безукоризненно, ни один из батальонов Парижа не оказал сопротивления». Французам, особенно солдатам, была уже безразлична судьба Наполеона — великого из великих.
— Ну и черт с ним! — здраво рассуждали они. — Хоть развяжемся с этой войной да разойдемся все по своим домам…
На улицах слышались возбужденные голоса: