Я с трудом встал на колени, и тут тошнота победила. Меня вырвало мерзким ручьем испорченной пищи прямо в грязь и пыль, я отшатнулся от рвоты, окоченевший, несчастный, и уставился на него.
– Ты что, убил собаку? Чудовище! – Я бросился на безжизненное тело Моджо. Но он не умер, просто потерял сознание, и я сразу ощутил медленное биение его сердца. – Ох, слава Богу, если бы ты убил его, я бы никогда, никогда, никогда тебя не простил.
Моджо издал слабый стон, потом пошевелил одной лапой, а затем и другой. Я положил руку между его ушей. Да, он возвращается. Он невредим. Но что за гнусное испытание! Не где-нибудь, а здесь дойти до самого порога смертной смерти! Взбешенный, я метнул взгляд на Луи.
Он стоял очень спокойно, скрывая свое изумление. Грохот дождя, мрачные живые звуки зимней ночи – все внезапно как будто испарилось, стоило мне посмотреть на него. Никогда не видел я его смертными глазами. Никогда еще мне не открывалась такая болезненная, призрачная красота. Как смертные могли принимать его за человека, когда он попадался им на глаза? Его руки – словно руки оживших гипсовых святых в тенистых гротах. А лицо – совершенно лишенное чувства, глаза – никакие не зеркала души, но красивые, похожие на драгоценные камни светильники.
– Луи, – сказал я. – Случилось самое худшее. Самое-самое худшее. Похититель Тел совершил обмен. Но он украл мое тело и не намерен его возвращать.
Внешне в нем не произошло никаких перемен. Больше того, он выглядел таким безжизненным и недобрым, что я внезапно ударился в поток французских слов, выплескивая на него каждый образ, каждую подробность, какую только мог припомнить, в надежде пробудить в нем хоть какие-то эмоции. Я описывал наш последний разговор в этом самом доме, краткую встречу в соборе. Я напомнил его предостережение – не разговаривать с Похитителем Тел. И признался, что не смог устоять перед предложением последнего, что отправился на север, чтобы встретиться с ним и принять его предложение.
Тем не менее в его безжалостном лице не мелькнуло ни искры жизни, и я неожиданно замолчал. Моджо пытался устоять на ногах, иногда из пасти его вырывался стон, и я медленно обнял его правой рукой за шею, прижался к нему, стараясь перевести дух и успокоительным тоном объясняя ему, что теперь все в порядке, что мы спасены, что ему больше ничто не угрожает.
Луи медленно перевел глаза на животное, потом снова на меня. Постепенно его застывший рот смягчился – чуть-чуть. Потом он потянулся и поднял меня на ноги без помощи или согласия с моей стороны.