— Если дело в этом… и есть какая-то другая женщина?
— Какая-то другая женщина между мной и вами? — Он отозвался на ее слова медленно, словно едва их расслышал, и ему потребовалось время, чтобы повторить себе ее вопрос.
Мэй, казалось, уловила неуверенность в его голосе, потому что продолжала, на этот раз более серьезно:
— Поговорим откровенно, Ньюленд. Иногда мне кажется, что вы как-то изменились, особенно после оглашения нашей помолвки.
— Дорогая, да это же просто безумие! — оправившись от изумления, воскликнул он.
Она ответила на этот взрыв слабой улыбкой.
— Если это безумие, почему бы нам о нем не поговорить? — Она остановилась, потом грациозным движением подняла голову и добавила: — Да и если это правда, она нам тоже не повредит. Вы так легко могли совершить ошибку.
Опустив голову, он стал разглядывать узорчатую черную тень листвы на освещенной солнцем дорожке у них под ногами.
— Совершить ошибку всегда легко, но если бы я совершил такую ошибку, о какой вы думаете, разве я стал бы умолять вас ускорить нашу свадьбу?
Она тоже посмотрела вниз и, мучительно подыскивая слова, кончиком зонта нарушила узор.
— Да, — проговорила она наконец, — может быть, вы хотели покончить с этим раз и навсегда — ведь есть и такой способ.
Невозмутимая ясность Май испугала Арчера, заставила заподозрить ее в равнодушии. Из-под полей шляпы ему был виден бледный профиль и легкое трепетание ноздри над решительно сжатыми губами.
— Что это значит? — спросил он, снова усаживаясь на скамейку, и, взглянув на нее, притворно нахмурился.
Она тоже села и продолжала:
— Вы не должны думать, будто девушка знает лишь столько, сколько воображают ее родители, — продолжала она. — Она смотрит, наблюдает, у нее есть свои чувства и мысли. И конечно, задолго до того, как вы сказали мне, что я вам нравлюсь, я знала, что была другая женщина, которой вы интересовались, — два года назад в Ньюпорте[125] все только об этом и говорили. А однажды во время танцев я увидела, как вы сидели вместе на веранде, и, когда она вернулась в дом, лицо у нее было печальное, и мне стало ее жаль. Я вспомнила об этом потом, уже после нашей помолвки.
Голос ее понизился почти до шепота, она сжимала и разжимала руки, державшие зонтик. С чувством невыразимого облегчения молодой человек нежно коснулся их своей рукой.
— Моя милая девочка, так вот о чем вы говорили! О, если бы вы только знали правду!
Она быстро подняла голову.
— Значит, есть правда, которой я не знаю? Не отнимая руки, он продолжал:
— Я хотел сказать: правду о той старой истории, которую вы имеете в виду.