“Допустим, — сказал Смирнов так же спокойно, как и раньше, — мы, конечно, прочитаем книгу Иова в русской Библии и по возможности сами все сверим, но допустим, что вы правы, что тогда из этого следует, что мы должны делать теперь, когда это знаем? Да, кстати, — перебил он себя, — а как Господь Иову все вернул? Воскресил их всех, что ли?” — “Нет, — ответил Берг, но опять не ему, а Ерошкину, — прямо в тексте этого не сказано, но ясно, что он взял в жены другую женщину, она и родила ему сыновей на место умерших”. — “Ну, так что ж, — снова вмешался Смирнов, — нас устраивает, если Вера в самом деле идет по пути этого вашего Иова, мы ведь тоже готовы признать, что она осталась верна Сталину, и вернуть ей не меньше того, что вернул Иову Господь. Никак не меньше. Пускай берет трех своих дочерей, берет мужика, какого хочет, пусть хоть всех берет и рожает сколько угодно. Вообще мы на все согласны, только бы шла вместе со всеми”.
“То, что вам нужно, я знаю, — прервал его Берг, — но я сказал, что она шла по пути Иова, а не то, что она и теперь по нему идет. Милости и прощения от Сталина она ждала чересчур долго, а когда не дождалась, пошла прочь. Может быть, она в самом деле придет к одному из тех людей, которых вы разыскали, и все наладится, но сейчас она, по-моему, ни на что не согласится, пока ей не вернут Иосифа”. — “Мы, — сказал Смирнов так же спокойно, — были бы готовы вернуть ей и Иосифа, к сожалению, однако, воскрешать тех, кого расстреляли, органы пока не умеют, так что я не очень понимаю, что вы, Берг, предлагаете. Вы куда-то гнете, но куда, я никак разобрать не могу”. — “Эту революцию я делал сам, — холодно сказал Берг, — и не меньше вашего не хочу, чтобы она погибла; в общем, я попытаюсь заменить Вере Иосифа. Все, что вы делаете, можете делать и дальше, — продолжал он, — я же хочу попробовать выдать себя за Иосифа. Может быть, она мне и поверит”. — Смирнов с Ерошкиным скептически переглянулись, и Берг добавил: “То, что по виду я совсем старик, вряд ли важно. Следствие и тюрьма многих в год делают стариками. Кроме того, в детстве мы были очень похожи, главное же — человека, который решился на то, на что решилась Вера, обмануть нетрудно”.
Он замолчал, и Смирнов, подумав, что Берг сказал все, что собирался, захотел уточнить: “Если я вас правильно понял, — заметил он, — от нас требуется немногое. Освободить вас и выдать документы на имя вашего брата Иосифа”. — “Это не все, — ответил Берг. — Иосиф — мой родной брат, и я ни при каких условиях не пойду на прямой обман, не стану говорить Вере, что он жив. Разница, может быть, невелика, но для меня она важна. У евреев еще полвека назад существовал древний левиратский брак. Если у женщины умирал или погибал муж, она автоматически становилась женой одного из братьев умершего, а дети брата — его детьми. Так моя мать стала женой отца Иосифа. Поэтому мне необходимо, чтобы вы в Гражданский кодекс внесли статью о левиратском браке; она может быть и секретной, только тогда я смогу прийти к Вере и сказать, что я ее муж и я вернулся. Обмануть надолго я Веру вряд ли сумею, но, — подвел он итог, — надеюсь, что, когда правда откроется, она уже будет жить, как все”. — “Ясно, — сказал Смирнов. — Ну что ж, похоже, выбирать нам не из чего: левиратский брак так левиратский брак, думаю, мы примем эти условия”.