Между тем жили они вполне традиционно. Приемы и хождения в гости к родственникам, которых было чуть ли не пол-Москвы, церковные праздники, гимназия, летом — дача. Все это шло своим чередом, и вот незадолго до того, как она должна была вырасти и по согласию обеих сторон получить свободу, два события разом поломали эту спокойную разумность. Первое было внешним — Октябрьский переворот. Здесь она была как бы едина со всеми, потому что так же, как и ее жизнь, изменилась жизнь миллионов других людей. Второе же касалось лично Веры. Они голодали, и сестра ее, у которой было замечательное контральто и которая, пройдя уже все туры прослушивания, должна была с ближайшей зимы петь в Большом театре, чтобы выменять хлеб, отправилась по Волге в Саратов и там пропала.
Вера тогда была от них всех очень далеко, работала учительницей в сельской школе в Башкирии и узнала о том, что произошло, лишь несколько месяцев спустя из письма матери. Родители и она потом еще два года ездили под Саратов, опросили чуть ли не всех людей, плывших с Ириной на пароходе, пытаясь разыскать хоть какие-нибудь ее следы, но не нашли ничего, кроме справки уездной больницы Рыбной слободы, где было сказано, что Ирина Сергеевна Радостина скончалась в этой больнице девятнадцатого августа 1918 года от брюшного тифа. Отчество было переврано, и мать, цепляясь за это, чуть ли не до конца своих дней верила, что Ирина не умерла, а была похищена поехавшим вместе с ней татарином и продана им в турецкий гарем. Тогда такие вещи и вправду случались.
Все это, конечно, не могло не потрясти Веру, но особенно ее поразило то, что Ирина, с которой она провраждовала все детство, которую годами чуть ли не ненавидела, стала делаться в семье самым близким ей человеком. Перед своим первым отъездом в Башкирию Вера чаще и чаще ловила себя на том, что тяжелее всего ей расставаться именно с Ириной, и если так пойдет дальше, она скоро влюбится в нее не меньше, чем мать. Ирина, любовь к ней и вправду могла их наконец всех соединить. Она была тем полем, где мать и Вера могли бы легко сойтись, сделаться заодно, научиться понимать друг друга. Кроме того, Ирина была хорошим, спокойным человеком и этой зависимостью, этой своей властью над ней никогда бы во зло пользоваться не стала.
Возвращаясь назад в Москву, Вера почти неотвязно думала, что теперь, когда Ирины на свете больше нет, мать, увидев ее, младшую дочь, живой, начнет беспрерывно себя спрашивать, почему в Рыбную слободу поехала Ирина, а не Вера, почему Вера жива и здорова, а Ирина или умерла от брюшного тифа, или увезена в Турцию, и так в конце концов просто возненавидит ее. Но мать встретила ее перемешанными со слезами объятиями, поцелуями, и через месяц Вера вдруг поняла, что родители разом перенесли всю свою любовь на нее.