Однажды в Симбирске (это было уже весной семнадцатого года), где он долечивался в госпитале после очередного ранения, его разыскал один дальний родственник, тоже, как и он, потомок сподвижника Шамиля. После поражения имама его отец не ушел в Турцию, наоборот, поступил на русскую службу, крестился и получил дворянство. Выйдя в отставку, он здесь же, под Симбирском, купил себе порядочное имение. Сын его был уже в этой стране как дома. В его поместье Нафтали прожил почти два месяца, чуть ли не ежедневно ходил с хозяином на охоту — у того была отличная псарня. Нафтали и сам скоро полюбил “поле”, собак — вообще привязался к этим местам, не раз думал, что после войны было бы неплохо где-нибудь рядом осесть.
Шла революция, и из Симбирска вместо своей части он попал в “Дикую дивизию”. Когда Корнилов двинул их на Петроград, Эсамов смотрел на все уже настолько по-другому, что взвод, которым он командовал, одним из первых отказался стрелять в рабочих, а потом и вовсе перешел на сторону большевиков. Тогда же Эсамов еще самим Фрунзе был принят в партию и в двадцать первом году, вернувшись наконец домой, стал делать головокружительную карьеру.
Но Нафтали был странный человек: впрочем, может быть, эта странность и спасала его от неприятностей. Судьба вообще — и на фронте, и здесь, в Чечне — его хранила. В республике уже трижды были большие чистки, под нож шло чуть ли не все местное начальство, но он всякий раз уцелевал. То ли у него и вправду был охотничий нюх, то ли еще что, но месяца за два до того, как начинались аресты, он куда-то исчезал, отсутствовал, бывало, и по полгода, а потом привозил с собой какого-нибудь редкого кобелька (с той же страстью, что раньше старший брат — лошадей, он разводил собак), неведомо где и у кого выжившего, и все это сходило Нафтали с рук, списывалось на странности, без которых настоящего поэта быть не может. Никто даже не думал посягать на его место санитарного врача.
Так он и жил все эти годы, постепенно заведя в горах совершенно уникальную охоту. Псарем у него был Михаил, человек того его дальнего родственника из-под Симбирска. Михаила он нашел еще в том же двадцать первом году, в самый разгар страшного голода в Поволжье, откормил, спас и привез с собой на Кавказ. С этим человеком он на равных работал на псарне, с ним же ездил по стране, разыскивая уцелевших в революцию породистых собак. В России его псарня давно уже сделалась знаменита: он дружил и состоял в переписке с Буденным, Ворошиловым, Тухачевским, еще несколькими людьми из Кремля, любившими и понимавшими толк в охоте. С ними он обменивался щенками, не реже чем раз в год все они приезжали к нему в горы охотиться, обычно после кисловодских санаториев; иногда и он охотился с ними в России. Республика очень ценила эти его связи, благодаря им Грозному много чего удавалось получить раньше, а то и вовсе вне всякой очереди. Возможно, московские друзья помогали ему и уцелеть.