Когда Вера с мужем и дочерьми только приехала в Грозный и их с Эсамовым познакомили, она тут же от разных людей услышала, что он очень увлечен дочерью местного начальника НКВД. Чеченские законы на сей счет суровы, и он бы, наверное, не рискнул их нарушить, но дело еще не зашло так далеко, когда повернуть назад уже нельзя. После того, как предполагаемая помолвка отменилась, ничего криминального не произошло, хотя знатоки местных обычаев говорили ей, что, пусть не вражда, но неудовольствие между двумя семьями осталось. Это был плохой знак, и в том, что произошло, виновата была она одна. Вера всегда помнила, что из-за нее, из-за любви к ней он не породнился с семьей, которая единственная могла его защитить.
Он настолько был в ее власти, настолько послушен и зависим от нее, что и другим, и ей самой было ясно, что, пока она здесь, он ни с кем не сойдется. Ее это огорчало, ей всего этого было чересчур много, и часто, устав, она ни с того, ни с сего заводила разговор о его браке. Так было и в горах, и в Грозном. Вера начинала, потом ждала, что скажет он; Эсамов, как всегда, уклонялся, и она, рассердившись, сама предлагала ему один вариант за другим. Еще больше она ярилась оттого, что он на все соглашался, будто и вправду по малости лет находился в полной ее власти.
Уже через полгода после переезда в Грозный Вера была в курсе всех местных проблем и отношений. Знала, кто из какого тейпа может быть ему достойной парой, находила самых красивых невест и даже делала кое-какие шаги, чтобы свести их. У нее было трое детей, но все дочери, он же как бы был готов сделаться ее старшим сыном, и она занималась им с восторгом. Я уже говорил, что он был послушен, и все же в последний момент он каждый раз ускользал, и тогда, едва они в субботу оставались одни, она приступала к нему, требовала, чтобы он ответил ей, прямо, честно ответил, чем не подходит та или эта, чего он ждет, почему не женится и не родит детей.
Его тогда было очень и очень жалко, в то же время удержаться и не смотреть на эту сцену без смеха было трудно. Он так неуклюже, беспомощно оправдывался, так юлил, что и она скоро начинала хохотать, сама сводила все к шутке. Конечно, это были странные разговоры и странные ссоры, потому что оба они прекрасно знали ответ, оба знали, что он никогда не решится сказать, что любит ее и поэтому ни на ком не женится. Она заводила этот разговор, была временами агрессивна, твердо зная, что он никогда не проговорится, ей нравилось смотреть, как он несет чушь, как неумело защищается, вообще на то, какой он смешной. Впрочем, она редко всем этим занималась долго — и потому, что быстро поспевало на углях мясо, возвращались с прогулки остальные, и потому, что ей самой становилось стыдно.