Я потом над этим много думал и вот что надумал. С одной стороны, мы были очень взрослые, чуть ли не у каждого на руках кровь. Через столько, через сколько нам всем пришлось пройти, в нормальное время люди и за пять поколений не проходят. И все же мы были, как дети, то есть убивали мы, как взрослые, а в обычной жизни были самыми настоящими сосунками, может быть, потому мы так легко и убивали. Мы такими наивными были, что сейчас просто оторопь берет. Собственно, наверное, достаточно, — вдруг решил кончить Корневский, — я, кажется, ничего важного не упустил. Дальше мы какое-то время пожили и развелись”, - подвел он итог.
“Нет, — сказал Ерошкин, — снова вы нас не поняли, нас все, по-настоящему все интересует”. — “И первая брачная ночь тоже?” — “И первая брачная ночь тоже”, - подтвердил Ерошкин. “Понятно, — сказал с иронией Корневский, — значит, интересы партии сейчас вот куда сместились. Ну, что же, не знал, что вы теперь здесь корень всяческой контрреволюции ищете. Хорошо, гражданин следователь. Первая брачная ночь, так первая брачная ночь, у меня ведь выбора нет. И потом, раз я всех своих товарищей заложил, под вышку их подвел, по поводу первой брачной ночи в молчанку играть глупо. Вы, кстати, и сейчас протокол вести не будете?” — осведомился он у Ерошкина. “Не буду, — сказал Ерошкин. — Я вас слушаю”. — “Жалко, что не записываете, — покачал головой Корневский, — очень бы убедительный протокол получился. Ну и для нашей молодежи, для тех, кто вступает в брак, вполне полезный. Книжкой издать и вручать в загсе молодоженам”. — “Мы подумаем об этом, — сказал Ерошкин, — а пока я вас слушаю”.
“Значит, первая брачная ночь, — повторил Корневский, — я ее, естественно, хорошо помню. Опочивальню нам готовили очень тщательно и закончили все только через три дня. Там была большая двуспальная кровать, ломберный столик, зачем, я не знаю, в карты отродясь не играл. В углу симпатичный такой кожаный диванчик. Потом, уже когда мы разъехались, Вера мне сказала, что он у них с Димой любимым местом был, и когда она глядела на него, сразу Диму вспоминала и тут же вспоминала, что муж ее отнюдь не Дима, а совсем другой человек. Так что можно счесть, что диванчик этот нас и развел. Было еще большое зеркало в раме, Вера мне сказала, что это любимое зеркало ее матери и для нее оно — главный нам подарок на свадьбу, а кроме того, пальмы, которые Верин отец выращивал просто мастерски. Покупал в лавке финики и из косточек выращивал. Да, забыл сказать: на ломберном столике стояла голубая фарфоровая лампа и лежали два альбома фотографий, один плюшевый зеленый с семейными снимками, это чтобы я имел возможность ознакомиться со всеми представителями Вериной семьи, такого количества родственников я, кстати, больше никогда не встречал, и другой — с видами Кавказа. Они туда в тринадцатом году на воды ездили.