Год назад ее сестра Ирина уезжала с неким Рахмоновым — татарином, снимавшим комнату в их доме, на Волгу, чтобы там, под Саратовом, в хозяйствах богатых немецких колонистов выменять на мануфактуру хлеб и сало. На вокзале, провожая Ирину, Вера поссорилась с ней из-за какого-то платья, наговорила сестре много обидных слов и, не попрощавшись, ушла. Виделись они тогда в последний раз. Через три месяца из рассказа вернувшегося Рахмонова и свидетельства о смерти, которое он привез, мать и отец узнали, что по дороге в Саратов Ирина заболела тифом и умерла в больнице города Рыбная слобода. Вера помнила, что, когда она, вернувшись из своей первой поездки в Башкирию, взяла в руки справку, то никак не могла ее прочесть, буквы скакали и ей все казалось, что там написан не диагноз и дата смерти сестры, а что простить ее Ирина уже никогда не сможет. Она тогда вдруг разом поняла, как на самом деле она любила Ирину, как гордилась ею, ее голосом, ее лицом, и не могла уразуметь, что и этого она уже никогда Ирине не скажет.
Но она единственная поверила, что Ирины в живых больше нет, мать же и отец оба отказались это принять. Мать была убеждена, что Рахмонов похитил Ирину и продал ее в Турцию в гарем, тогда такие случаи бывали довольно часто. Родители не сомневались, что она жива и они во что бы то ни стало должны спасти ее из плена. Для матери это стало настоящей манией, она ни о чем другом говорить не могла, и до весны Вера ни разу не решилась ей сказать, что эти надежды зряшные. Наоборот, стоило в доме упомянуть Ирину, Вера всячески принималась поддерживать мать и так постепенно к этому привыкла, что скоро сама начала думать, что Ирина жива и, если Бог даст, они когда-нибудь встретятся.
Новой весной, когда Рахмонов опять с той же группой стал собираться в Саратов за припасами, она втайне от родителей вызвалась с ним поехать и сделала это вовсе не для того, чтобы убедиться, что надежды больше нет, а, наоборот, чтобы доказать: Ирину похитили. Вера была уже на перроне и ждала отхода поезда, когда мать, или догадавшись, или откуда-то узнав, куда и с кем она хочет ехать, примчалась на вокзал и силой увела ее домой, при всех хватая за руки и крича, что Рахмонов и ее, как Ирину, продаст в турецкое рабство. Теперь было то же самое, только вместо татарина Рахмонова был узбек, и совсем не случайно он, советский человек и коммунист, вдруг, не скрываясь, повел разговор о том, что увезет ее с собой в Ташкент, а оттуда через год в Турцию. Такие речи были более чем странны в устах коммуниста, но совершенно понятны, если этот узбек послан, чтобы привезти ее к Ирине. Он мог быть простым порученцем, проводником, но мог быть и перекрасившимся в коммуниста баем, тогда это было только началом ее пути к Ирине.