Черчилль не стал прятаться. Наоборот, заметив девушку, еще когда она подходила к зданию по улице, он встретил Стефанию у лифта чуть ли не с распростертыми объятиями, осведомился, как она себя чувствует, и только тогда, удовлетворившись ничего не значащим «все нормально», предложил ей раздеться.
Пока она снимала с себя то немногое, что было на ней надето – синюю рубашку, красную юбку на мягкой резинке, от которой почти не оставалось следов на талии, и трусики, – он стоял рядом и откровенно наблюдал.
Оставшись в одних туфельках на очень высоком каблуке – их она принесла с собой в сумке, придя в обычных матерчатых туфлях, в которых было удобно гулять по городу, – Стефания подняла руки, запустила пальцы под пышные пряди на затылке и с удовольствием потянулась.
Перехватив восторженный взгляд Черчилля, она ответила ему улыбкой.
– Ну что, поехали?
– Подожди, – начал он довольно робко. – Сегодня я собираюсь фотографировать тебя вблизи, и мне бы хотелось, чтобы сначала прошли шрамики на коже.
Стефания пристально оглядела свои бедра. Действительно, две тонкие диагональные полоски от талии до лобка спереди, две такие же – сзади и одна – под пупком.
– Хорошо, пока я не буду засекать время, – милостиво сообщила она и, как была, нагишом, присела на диван.
– Кстати, ты знаешь, что сегодня я пригласил тебя на весь час? – почему-то забеспокоился Черчилль.
– Да, Дороти меня предупредила. Я надеюсь, десяти минут хватит? У меня хорошая кожа.
– В этом я не сомневаюсь. Черчилль вдруг осмелел.
Он уселся на диван рядом со Стефанией, положил себе на пузо свой «хассельблад»[25] и стал смотреть на девушку сверху вниз так, будто она уже была его собственностью. Стефания понимала, что ему льстит ее доверие, однако ни на какие братания она идти отнюдь не собиралась.
Тем не менее она не воспротивилась, когда большая, пухлая ладонь легла ей на колено.
– Хочешь, – вкрадчиво сказал Черчилль, – я тебе помогу? Я тебя разотру, и полоски сразу же исчезнут.
Стефания с удивлением заметила, что неожиданное предложение человека-горы довольно сильно ее возбуждает. Она почувствовала себя обнаженной рядом с ним. В первый раз этого ощущения не было.
– Хорошо, разотри, – сказала она, поднимаясь с дивана и вставая между широко раздвинутыми коленями Черчилля. – Но тогда считай, что время пошло.
Последнего замечания он уже явно не слышал. Покачивающиеся прямо перед его лицом широкие бедра, гладкий живот и мягкая подушечка блестящих волос под ним превратили Черчилля в один выпученный циклопий глаз.
Он положил дрожащие руки на крутые бока девушки и принялся медленно массировать мягкую, податливую кожу.