Речел уже хозяйничала на кухне. Генри наблюдал с порога, как она нарезает бекон и кладет кусочки на сковородку. Со спины Речел напоминала обыкновенную жену фермера – в простом платье, с единственной заколкой в густых волосах. Но когда она обернулась, Генри увидел хрупкие черты лица, бледные щеки, потухшие глаза.
– Когда ты уезжаешь? – спросила она. «Уезжаешь?». Генри удивился. Как ни странно, он еще не думал об этом.
– Через пять лет, – ответил он. Речел пристально посмотрела на мужа:
– Ты свободен и можешь уехать. Мне останутся твой ребенок и твоя фамилия.
– Ах, да! – Генри подошел к столу, беспечно сел на стул и вытянул ноги. – Моя фамилия… Насколько я помню, ты станешь почтенной вдовой, если я нарушу условия договора. Ты будешь убиваться с горя?
– Да, я буду убиваться с горя, – ответила она с той проклятой и обезоруживающей простотой, которая одновременно восхитила и разозлила Генри.
– А что потом? Ты заведешь любовника… когда пройдет подобающий период траура?
– Мне не нужен любовник.
Речел подвинула ножом бекон на край сковородки и разбила яйцо. И вдруг, поморщившись, с отвращением отвернулась от белых и желтых кусков, кипящих в жире.
Черт побери.
– Ты завтракала? – спросил Генри.
– Чай и бисквит.
– И тебя вырвало? Она кивнула.
– Иди ложись в постель, Речел, – повелительным тоном произнес он.
Речел встала к мужу спиной, держась за края раковины:
– Побереги свое сочувствие для несчастных животных и детей! Я могу сама о себе позаботиться.
Генри не понравился ее пренебрежительный ответ.
– Конечно, можешь, – иронично произнес он. – Ты все можешь: и успевать по хозяйству, и лечить больную мадам, и давать приют израненным душам, и строить свою маленькую империю – вопрос только, зачем?
Отойдя от раковины, Речел схватила тряпку, сняла горячую сковородку с огня и с размаху опустила на стол перед Генри.
– Зачем? Я помогаю людям выжить. Ешь свой завтрак, Генри. И если остаешься, берись за дела.
Генри резко отодвинул сковородку и встал:
– А тебе не жаль себя, Речел?
– Может, и жаль, – ответила она. – Тебе эта мысль, конечно, доставляет удовольствие…
Генри схватил жену за локоть и повел в гостиную:
– Лучше бы ты пожалела ребенка! Как бы ему не стало хуже от твоих чрезмерных амбиций…
Речел пыталась вырваться, но Генри с силой усадил ее на диван и накрыл ее ноги покрывалом.
– А если этим ребенком будет девочка, Генри? Или твое сострадание распространяется только на мальчиков, сыновей проституток?
– В последнее время я уже не испытываю сострадания ни к кому, даже к самому себе, – ответил он, повернулся и вышел из дома. Ему хотелось уйти подальше от Речел, от ее жалоб, которые вонзались в его сердце, а разум отравляли сомнениями.