– Ты глупый, маленький ребенок, если думаешь, что Каиристиона или ее своенравная дочь оставят нас в покое. Ты не видишь? Ты слепой? Ты называешь меня глупой, потому что я осторожна. Но я помню, чей клинок убил Каирра.
– Прошло уже две недели, а Каиристиона не предпринимает никаких действий. Я понимаю, что ее люди снова придут сюда и выполнят все ее приказы. Но пока жизнь Лесли в моих руках, этого не произойдет. Я не доверяю своей тетушке, но я знаю ее. Они трое были как дикие звери, это было волчье логово, но они по-людски преданы друг другу. Смерть Киарpa укрепила их верность друг другу, верность матери и дочери.
На лице Дары не было ни кровинки, яркими оставались лишь глаза. У нее тряслись руки, но уже не от злобы, а от страха. Оставив гордость, она умоляла его:
– Лаоклейн, я боюсь не за себя, а за тебя и за нашего ребенка. Ты действительно не понимаешь, какой злой может быть женщина, какой хитрой. Ты ищешь честь и верность там, где их нет. Мать и дочь уничтожат друг друга, если это будет нужно, чтобы уничтожить тебя. Забудь о гордости и послушай меня, я умоляю!
Она окончательно потерпела поражение, когда он покачал головой:
– Ты мне не доверяешь больше, как когда-то?
– Нет, пока твое тщеславие ослепляет тебя и ты подвергаешь себя опасности, которой я боюсь, – спокойно ответила она.
Когда она двинулась с места, он не пытался остановить ее. Ей так хотелось, чтобы он позвал ее, или была бы какая-нибудь причина, чтобы вернуться. Но гордость была их общим врагом.
В первое утро августа, до того как рассвет просиял по всему небу, Лесли встала со своей узкой кровати и оделась во все темное. Она не забыла, как это делается, и поэтому оделась быстро. Все ее вещи были на месте: одежда, и сапоги, и острый кинжал, спрятанный в мягкую кожу одного из сапог. Она привычным движением засунула кинжал за пояс, рукоять его коснулась груди. Лесли рукой провела по краю умывальника. Шестнадцать зарубок на гладком дереве. Шестнадцать дней. Пора!
Слуги уже встали и убрали с пола постели, на которых спали. Они с любопытством смотрели на Лесли, когда она проходила мимо них, но ни один не решился заговорить с ней или попытаться остановить ее, пока она не встретилась около двери с Аилис.
– Куда ты идешь?
Глаза Лесли сузились.
– Я здорова. Меня ждут мои люди.
– Ты уже давно здорова и все это время ждала. Почему?
– Мне так хотелось, – Лесли огрызнулась. – Теперь я хочу уйти.
Она резко отошла от девушки и вышла. Двор все еще был в предрассветной мгле.
Аилис теряла драгоценные минуты, глядя на дверь. Она размышляла о том, рискнуть ли ей разбудить Макамлейда и этим самым разозлить его, или он еще больше рассердится, когда узнает, что этого не сделали. Она потеряла еще несколько дорогих минут, когда стояла у его двери, подняв руку, чтобы постучать, но никак не решалась. Он был в плохом настроении с тех пор, как леди Дара стала жить в отдельной комнате.