Под журчание иностранной речи Ниалл разговаривал со своим братом. Ему решительно сказали, что спорить с ним бесполезно, и, видя упрямое лицо Лаоклейна, у него было мало надежды на успех. Они сидели за столом Джеймса, другие столы стояли рядом большим квадратом вокруг камина, горевшего в середине комнаты. Зал сверкал драгоценностями и золотом. Слуг было так же много, как и гостей.
– То, что ты предлагаешь, хуже, чем безрассудство. Атдаир – твоя жизнь.
Лаоклейн покачал головой:
– Атдаир послужил мне, я ценю это, но не превыше всего.
Ниалл посмотрел на него:
– Так это гордость руководит тобою?
Лаоклейн нахмурился. Это было предположение Дары, и сейчас оно ему нравилось не больше, чем тогда.
– Гордость – это не что иное, как честь. Разве это не важно?
– У меня нет желания ссориться с тобой, Лаоклейн. Но я знаю цену твоего изгнания из другого дома. Зачем мучить себя во второй раз?
– Выбор за мной, как это было двенадцать лет назад.
– Но отдать все за девушку!..
Лаоклейн вспомнил Дару. Воспоминание было живое и заманчивое. В его ответе было спокойствие, которое не обмануло его брата.
– Я уверен, ты знаешь меня так же, как любой другой человек, Ниалл. Я говорю тебе, что вопрос решен. Тебе бы лучше обратить внимание на свою жену, которая ждет тебя так терпеливо.
Удивившись сарказму, который слышался в голосе брата, Ниалл посмотрел на жену, весело болтавшую со своим красивым соседом.
– Ей есть, чем заняться, – сказал он. Лаоклейн стал рассматривать собеседника Анны. Испанец средних лет. Свою изысканную речь он украшал любезностями.
– Ты так уверен в своей жене, что не ревнуешь, или ты снисходителен в обращении?
– Никогда. Я не потерплю соперников, но и не боюсь ее обмана.
Глядя вокруг на сытые, кокетливые улыбки и голые плечи придворных дам. Лаоклейн заметил:
– Тебе повезло больше, чем многим. Не подумаешь, что эти дамы замужем.
Ниалл громко засмеялся:
– Ты настолько отвык от светской жизни, или ты стал таким циником?
Лаоклейн поднял свой кубок:
– Ни то, ни другое. Это – честность.
Слуги начали убирать со стола, но не многие поспешили встать. Для желающих выступят жонглеры, будет борьба, игра в кости и карты. И все время будет звучать музыка. Для Джеймса она была такой же необходимостью, как еда и напитки. Вечер будет продолжаться, по меньшей мере, еще два часа, а то и дольше, до того, как Джеймс уйдет отдыхать.
Наконец Анна освободилась от своего собеседника и уделила все внимание своему мужу.
– Прости меня за мое невнимание к тебе, милорд. – Блестящие глаза и едва сдерживаемая улыбка противоречили ее покорным словам.