Подавленный Белкин закрылся в своей квартире и принялся увязывать в пачки и выносить в мусоропровод полное собрание сочинений А. С. Пушкина, затем сбрил бакенбарды и сам обрезал ножницами курчавые волосы. И стал похож на бритого и стриженого Пушкина. С отчаянием Николай Васильевич смотрел в зеркало и пытался представить себя с другим, обычным лицом. И не мог.
Через месяц он сошел с ума и даже не заметил этого. Остальные артисты театра двойников, в котором Белкин продолжал работать, тоже ничего не заметили.
Как-то раз, приехав под вечер после выступления, Белкин, как обычно, зажег свечи в гостиной и, обмакивая воронье перо в самодельную чернильницу, начал быстро писать вторую часть «Евгения Онегина». Он торопился, ведь до дуэли с Дантесом оставалось меньше месяца, а внутреннее чутье подсказывало: на дуэли победит Дантес…
В дверь позвонили. Шепча строчку, дабы не забыть, Белкин пошел открывать. На пороге стоял высокий мужчина в шляпе и мокром от дождя плаще.
– Здравствуйте, – улыбнулся Белкин, – вы, часом, не от Вяземского?
– Сожалею, Александр Сергеевич, – развел руками гость, – по личному делу.
– Проходите. А жаль, что не от Вяземского, – вздохнул Белкин, – что-то не заходит давно. Вы не знаете, он часом не заболел?
– Кажется, в отъезде.
– Это хорошо, я-то подумал, может, обидел его чем? Вы проходите, проходите. Рад, что вы зашли, вечер нынче хмурый выдался, Натали снова на балу… Уж как я ее прошу не ездить туда! Вы, должно быть, слышали, какая скверна твориться? Вы присаживайтесь, присаживайтесь.
– Спасибо, Александр Сергеевич, – гость присел на край стула. – Слышал я, на дуэль вы Дантеса вызвали.
– Вызвал! – мрачно и гордо ответил Белкин.
– Так ведь застрелит он вас, Александр Сергеевич. Непременно застрелит.
– Чувствую. Сердцем, – Белкин приложил руку к груди, – сердцем чувствую. А делать что ж?
– Есть выход, есть.
– Какой? – в душе Белкина затеплилась надежда.
– У соседей ваших гостит сейчас душегуб, я прямиком оттуда.
– И говорит чего?
– Известно чего, про супругу вашу всякие гнусности, да вас рогоносцем называет.
– Негодяй! – Белкин стукнул кулаком по столу и едва не опрокинул чернильницу. – Вот негодяй!
– Неужто позволите такой несправедливости твориться? Да еще и застрелит вас, подлец, в придачу! А сколько бы вы еще могли написать бессмертных творений!
– Да, да, я тоже об этом думал. Вы правы, совершенно правы! Но, что мы будем делать?
– Не мы, Александр Сергеевич, а вы, – из кармана плаща незнакомец извлек пистолет и протянул Белкину. – Застрелите-ка его прямо сейчас, и всех тех, кто слушал гнусности и потешался над вами и вашей супругой. Там целое общество. Я вас провожу, идемте. Не медлите, у меня еще столько визитов, столько визитов…