Как назло Акинобу прошелся поперек мостика, и они долго вслушались в его шаги – не несет ли это какой опасности?
– Ладно, – горячо зашептал Бугэй. – Треть драгоценностей твоя.
– Нет! – уперся Язаки, делая вид, что готов шагнуть за порог и поднять тревогу. – Все пополам!
– Ти… – поморщился Бугэй, подумав, что у него еще будет время расправиться с Язаки.
– Ну вот и молодец! – похвалил его Язаки, решив, что уговорил друга. – Показывай!
Бугэй со злостью толкнул дверь непосредственно в каюту, и они нос к носу столкнулись с кантё Гампэй. У Бугэй подкосились ноги. Он сразу узнал хозяина, чье красное шарообразное лицо и особенно сверкающие глаза источали огненный свет, хотя в каюте было темно и только робкий луч луны падал в окно. Бугэй охватил ужас, он потерял способность двигаться и мыслить, потому что, как и все, свыкся с фактом гибели капитана.
Язаки хотел было закричать, но язык присох к нёбу, и момент был упущен. А когда заметил в руках кантё кривой индийский нож, у него вообще пропало всякое желание шевелиться. Его прошиб холодный пот. Рот открылся, и Язаки превратился в истукана.
– Рот закрой, – сказал Гампэй.
– Чего?… – моргнул Язаки.
– Рот закрой.
– Ага… – и Язаки послушно щелкнул зубами.
Руки у него, что говорится, опустились. Не было сил ни сопротивляться, ни даже говорить. В голове крутились несколько вариантов развития событий. Можно было сказать, что он любит кантё всей душой и всегда любил – с того самого момента, как взошел на борт джонки, и признает его власть над собой. А сражался он просто так, – потому что все сражались. Можно было попросить прощения и вообще, пасть в ноги, целовать его сандалии и, главное, сказать, что с этого момента он будет служить только ему – кантё Гампэй – всегда, верой и правдой до конца дней своих. Еще как вариант захотелось куда-нибудь убежать, закопаться, спрятаться и забыть все это, особенно страшное лицо кантё, как дурной сон. Зачем они сюда с Бугэй пришли, Язаки забыл напрочь.
– Вот что, бакаяро, – зло произнес кантё. – Если поможете – не умрете! Ялик цел?
Целая кокой понадобилась Язаки и Бугэй, чтобы осознать вопрос.
– Цел, таратиси кими, цел! – обрадовались они.
– На палубе. Только ящиками завален… – прочистив горло, добавил Бугэй.
– Ты ли это, повар? – спросил кантё, вглядываясь в распухшее, черное лицо Бугэй. – Что-то я тебя не узнаю.
– Я, таратиси кими, я… Ваши собачки покусали.
Кантё Гампэй засмеялся так, словно пролаял:
– Бог шельму метит! А я надеялся, что Натабура! Хотел с ним расквитаться. Но, видать, в следующий раз.
– Да, таратиси кими, да… – Бугэй поклонился.