Разумеется, вина Пилата много меньше - ведь он не семиотик. Однако, как ни крути, но и он все-таки следователь, инквизитор, да еще и верховный. Поэтому ему негоже ссылаться на незнание - его приговоры были окончательны и обжалованию не подлежали.
Кроме того, следует иметь в виду, что Булгаков, создавая роман о Пилате, анатомировал прежде всего гибель совсем иной империи - Российской, и Римская гибла у него так, заодно, для примера. Но Российская империя погибла, вне всякого сомнения, от того же, что и Римская, - отсюда и сюжет, отсюда и параллель. Ее сгубила на глазах у Булгакова социальная теория, похожая на ту, которую проповедовал пилатов подследственный - "настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-нибудь другой власти". Короче говоря, когда-нибудь не будет ни бедных, ни богатых, ни правителей, ни подданных, и вообще, с построением коммунизма государство отомрет. Поэтому рассуждение российского писателя вдвойне изящно, ибо бьет по двум мишеням сразу.
У Эко, на первый взгляд, ничего подобного нет. Его аббатство - вещь в себе, и как таковая модель чего угодно - хоть библиотеки, хоть империи. Но мы уже знаем, что он не смог устоять перед булгаковским имперским мифом и обзавелся собственным, французским - с легкой руки Дрюона. А значит, нашел русский след в палестинском романе... Все понял, все угадал...
Нас более всего в этой истории пугает степень проницательности Эко. На наш взгляд, до сих пор никто не прочитал Булгакова и в половину так глубоко, как он. Правда, никому и в голову не приходило, что Булгаков столько всего зашифровал в свой роман. Может быть, следует утешаться тем, что все то, что один человек может придумать, другой в состоянии разгадать. Но почему именно итальянец? Или, как писал Мандельштам, и этот "зодчий был не итальянец, но русский в Риме"? Вдобавок, за полной прозрачностью результатов остается совершенно непонятным ход его мысли. И вообще - чего это его понесло в русскую литературу? Да еще с нестандартными толкованиями?
И еще один вопрос, вернее, вопросик. Мы прочитали где-то не так давно, что небольшой фрагмент второй части "Поэтики" - вот только не помним, в каком переводе - был-таки найден. Таким образом, доказана хотя бы одна теорема - теорема существования этой части. Но что, если перед нами всего лишь плод средневековой реконструкции, скажем, произведение Вильгельма Баскервильского или Венанция Сальвемекского, начитавшихся "Риторики" с "Поэтикой" и решивших взяться за дело?
Мы хорошо помним, что произошло, когда в начале XX века некий хитрец решил "восстановить" несколько пропавших трактатов Иерусалимского Талмуда. Однако эти трактаты, увы, содержали ряд оригинальных идей и потому вовсе не были несгораемыми. Поэтому-то фальсификатор и был относительно быстро разоблачен. А что, если бы подделке, она же реконструкция, было лет семьсот? В таком случае, следует констатировать с некоторой печалью, разоблачить ее было бы невозможно. Особенно если вспомнить, что в те времена утеряно было гораздо меньше трактатов, чем сегодня, и подделка могла бы опираться на недошедшие до нас материалы.