И тут я вдруг заметила, как меняется выражение её глаз. Они сощурились, как у кошки, в них появился зелёный оттенок. Мне уже много раз приходилось видеть такое выражение, в поездах, на свадебных фотографиях, и всегда в таких случаях я мысленно говорила: «Бедняжке придётся пройти через всё это», поэтому я снова сказала:
– Но ты ведь никому не скажешь, Бэйба?
– Никому, – она замедлилась, – разве только миссис Джентльмен.
– Не говори никому, – взмолилась я.
– Никому, только миссис Джентльмен, и маме, и папе, да ещё твоему предку.
– Я всё это выдумала, – соврала я, – я никогда не встречалась с ним. Я просто дразнила тебя. Он всего лишь просто подвёз меня от Лимерика. Вот и всё.
– В самом деле? – она попыталась вопросительно приподнять бровь, но это у неё не получилось.
– Что ж, – продолжила она, задувая свечу, – завтра мама, папа и я приглашены на ужин к Джентльменам, и я упомяну об этом в разговоре с ним.
Я разделась в темноте, и, когда легла в постель, она натянула всё одеяло на свою сторону.
– Нет, нет, не говори с ним, – просила я, но она уже заснула под мою мольбу.
Следующим вечером они ужинали у Джентльменов и вернулись домой на машине около полуночи. Я поджидала их у дверей залы.
– Ты ещё не спишь, Кэтлин? – сказал мне мистер Бреннан, листая книжку рядом с телефоном, в которую записывались важные звонки для него.
Марта вошла с большим букетом гладиолусов в руках, её большие глаза улыбались.
– Нет, мистер Бреннан, – ответила я. Согнутым пальцем я поманила Бэйбу в его кабинет.
– Бэйба, у меня есть подарок для тебя, одно из колец мамы… то, которое тебе больше всего нравилось. То, чёрное.
Я протянула его ей, и она тут же в темноте надела его себе на палец. В центре кольца был бриллиант, и даже от рассеянного света лампы в зале от пего рассыпались искорки.
– Ты ведь ничего не сказала? – спросила я.
– Ах, ты про это? Нет, конечно, я ничего не сказала. Да если бы я сказала, старуха Джентльмен гналась бы с топором за мной до самого дома. Но Дж. В. (так она называла мистера Джентльмена) и я гуляли по саду, и я в разговоре упомянула тебя, а он ответил: «Ах, это та малышка, которая так страдает от своего воображения».
– Не может быть, – вслух произнесла я.
– О, да. Он водил меня по саду, показывал всякие цветы, предложил мне гроздь винограда, спрашивал моё мнение о всяких вещах, предлагал мне сыграть с ним в шахматы, а когда я упомянула тебя, он сказал: «Не будем говорить о ней», и я бросила эту тему. Мы были в саду очень долго, и его старуха в конце концов высунулась из окна и сказала: «Ах, вот вы где!» и нам пришлось вернуться в дом.