– Сто двенадцать.
– Я думаю, нам лучше все-таки уйти, – попросила мать, – мне нужно вернуться в гостиницу, иначе я вряд ли смогу поехать завтра.
– Конечно, – согласился Рэндольф и немедленно потребовал счет.
– Смотри, что ты наделала, – обвинила меня Клэр, удовлетворение отразилось у нее на лице. – Ты всегда доставляешь всем одни неприятности.
– Клэр! – оборвал ее Рэндольф.
– Хороша же она, посмотрите какие вещи Дон вытворяла в гостинице летом. Я предупреждала, что не нужно приглашать ее на обед, – сказала Клэр, довольно потирая руки.
– Клэр, прекрати, пожалуйста, – попросила мать. На лице Клэр появилась улыбка, она была явно довольна собой.
– Мне очень жаль, – произнесла я, – я зря завела разговор, вы все равно ничего не решаете.
Клэр открыла рот, но прежде, чем она смогла что-нибудь ответить, Рэндольф оплатил счет и помог матери встать. Мы вышли, поездка обратно была мрачной, как будто ехали на кладбище. Все молчали, мать сидела, положив голову на плечо мужа, ее глаза были закрыты. Клэр водила глазами от меня к окну и обратно. Когда мы доехали, Рэндольф помог мне выйти.
– Мне жаль, что обед не удался, – сказал он, – возможно, когда мы вернемся, все сложится лучше, если конечно Клэр, ну ты понимаешь…
– Я сомневаюсь, что это получится, – ответила я и попробовала усмехнуться, – но ты должен узнать, почему бабушка уволила Сисси, – попросила я и пошла домой.
После каникул и снятия с меня наказания я вновь вернулась к занятиям. Еженедельно я получала письма от Джимми. В них были подробные описания Берлина, европейцев, таможни. Он всегда заканчивал письма словами любви и обещал вернуться, как только сможет. Каждый свой день, каждую минуту, каждый поступок я описывала в дневнике, вплоть до того, что я ходила к Лонселотту и ела сливки со льдом.
Долгое время не писал папа Лонгчэмп, пока в апреле я не получила от него послание, обдавшее меня холодом.
«Дорогая Дон.
Извини, что не писал так долго, но я был занят своей новой работой и другими делами. Другие дела – это Эдвина Фримонт, у нее была тяжелая жизнь, особенно после смерти мужа.
Мы постарались узнать как можно лучше и оберегать друг друга от страданий, которых выпало немало на нашу долю. Однажды я посмотрел на нее и не мог понять, почему мы еще не женаты. Я разговаривал с адвокатом, он сказал, что шансы вернуть Ферн, в случае женитьбы, были бы выше. Это произошло.
Я надеюсь, что ты хорошо воспримешь мое сообщение, то же самое я написал и Джимми.
С любовью. Папа».
Прочитав письмо, я не могла думать ни о чем другом, кроме мамы. Я понимала, что папа Лонгчэмп остался один, особенно после отъезда Джимми. Но лицо мамы стояло у меня перед глазами. Я уткнулась в подушку и заплакала, когда больше уже не могла плакать, я закричала, я кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом спрятала письмо и не сообщила о нем никому, даже Трише.