Столяров пощупал ту самую шишку на боку, невидимую под одеялом и кивнул.
— Согласен.
— Ото ж! Даринка! Внучка!
В проёме мелькнуло, и в комнату вбежала спасительница Владимира.
— Звали, дедушка Василь?
— Звал. Баньку истопить сможешь намедни?
— Смогу, деду Василь.
— Топи. Как сможешь сильно, топи. Чтобы жар был невыносимый. Котомку мою дай сюда.
Та опрометью метнулась назад, в другую комнату и тут же вернулась назад, неся в руках сшитый из разноцветных лоскутков мешок.
— Вот, дедушка Василь.
— Погодь. Не спеши. Я тебе дам лекарство. Перед тем, как его в баню поведёшь, заваришь кипятком и напоишь его. Горилка у тебя есть?
— Есть…
— Крепкая?
— Горыть.
С гордостью произнесла та.
— Неси стакан. Да горбушку хлеба с солью. И ступай баню топить.
— Понятно, дедушка Василь…
Пока Дарина бегала за самогоном, дедок-знахарь откинул одеяло и осторожно касаясь распухшего сустава осмотрел ногу. Затем приказал задрать рубаху и долго, закрыв глаза, водил на багрово-чёрной шишкой руками, цокая при этом языком.
— Повезло тебе, паря… Чуть без почки не остался… Но — повезло. Крепкая, видать, у вас порода! Не хуже наших!
— Про викингов слыхал, дед Василь?
— Это вроде наших казаков?
— Угу. В Европе ещё молитва была в Средние века — «От неистовства норманнов упаси нас, Господи»…
— Мало вы жару им давали, видно. Коль полезли сюда враги…
— Сколько могли. Что французам, что англам, что датчанам… Всю Европу в страхе держали…
— Ладно. Вот те стакан. Вот тебе горбушка. Осилишь?
Он лукаво усмехнулся, держа в руке чуть ли не полулитровую кружку с прозрачной жидкостью. Владимир с отвращением взглянул на содержимое и поморщился от резкого сивушного запаха.
— Я, вообще то, непьющий…
— Прими не пагубы ради, а ради пользы.
Выдохнув, лётчик с трудом влил в себя отвратное пойло, торопливо зажевал густо посыпанной солью горбушкой, натёртой чесноком. В ушах сразу зашумело, всё поплыло перед глазами, он послушно дал уложить себя на спину, взялся за спинку руками, зажал во рту деревянный черенок ложки… Затем что-то вспыхнуло у него перед глазами, раздался сухой треск, острая боль пронзила его с пяток до макушки. Он рванулся и… опешил. Мгновенно хмель улетучился из его организма, когда перед глазами возникли его же руки с куском дубовой доски, вырванной из изголовья спинки… дед Василь с открытым ртом смотрел на ту же доску, затем покачал головой в изумлении:
— Ну, ты, брат, силён… Как же быть то с тобой?
— Ты, дедушка, скажи лучше, что сделал, пока я тебя этой доской не пришиб!
— Ногу на место поставил. Легче теперь?
Владимир прислушался к ощущениям в организме — действительно, ноющая тянущая боль толчками отступала куда-то вдаль, прочь из организма. Точно! Поставил дед сустав на место!