Молли поднялась медленно, неуверенно, не отрывая глав от бездонного зрачка пистолета. Теперь рука мужчины казалась достаточно твердой, ствол двигался, словно привязанный к ее горлу невидимой, туго натянутой нитью.
Высокий, даже долговязый, старик с лицом, как у той девушки, которую Кейс видел в ресторане. Одет в тяжелый, темно–коричневого шелка, халат с длинными стегаными отворотами и отложным воротником. Одна нога босая, другая — в черном бархатном шлепанце с лисьей мордой, вышитой золотом, на подъеме.
— Заходи, заходи.— Он подкрепил своя слова широким, гостеприимным жестом.— Только, пожалуйста, без резких движений.
Большая часть предметов, переполнявших большую, похожую на зал, комнату, не говорила Кейсу ровно ничего. Он заметил серую металлическую стойку со старомодными мониторами «Сони», широкую бронзовую кровать, заваленную овчинами и ковровыми подушками, вышедшими, похоже, из той же мастерской, что и половики в коридоре. Взгляд Молли перескочил с огромного музыкального центра «Телефункен» к полкам с рядами тонких обветшавших корешков, обтянутых прозрачной пленкой (старинные пластинки, можно было сразу догадаться), а затем — к брускам кремния, разбросанным по обширному лабораторному столу. Кейс отметил киберпространственную деку и дерматроды, но взгляд Молли на них не задержался.
— Вообще–то,— сказал старик,— нужно было убить тебя сразу, без лишних разговоров.
Кейс почувствовал, как Молли напряглась, приготовилась к прыжку.
— Но сегодня я добрый. Как тебя звать?
— Молли.
— Молли. А я — Эшпул.
Старик погрузился в мягкие складки огромного кожаного кресла с квадратными хромированными ножками, рука его сжимала пистолет все так же твердо и уверенно. Он положил игольник на стоящий рядом бронзовый столик, сбив при этом пластмассовый пузырек с какими–то красными таблетками. На столике громоздилось множество пузырьков, бутылок со спиртным и пластиковых конвертов, из которых просыпался белый порошок. Кейс заметил старомодный стеклянный шприц и ложку из нержавейки.
— Послушай, Молли, а как же ты плачешь? У тебя же глаза совсем закупорены. Не понимаю.
Мертвенно–бледное лицо, темные круги вокруг налитых кровью глаз, испарина на лбу.
Больной, решил Кейс. Или принял дозу.
— Я редко плачу.
— Но все равно, как бы ты плакала, если бы пришлось?
— Я бы не плакала,— пожала плечами Молли,— а плевалась. Слезные протоки выведены мне в рот.
— В таком случае, ты уже сумела, несмотря на юный возраст, усвоить один из самых важных жизненных уроков.— Старик опер руку с пистолетом о колено, а другой взял первую попавшуюся бутылку. Отхлебнул из горлышка. Бренди, Из угла пепельно–серых губ потекла тонкая струйка.— Плеваться. Но ни в коем случае не плакать.— Он снова приложился к бутылке.— Сегодня, Молли, я очень занят. Я создал все это хозяйство, и сегодня я очень занят. Я умираю.