Слабость и головная боль.
Она испугалась.
И позвала компаньонку. И, сдерживая слезы, пожаловалась на внезапную хворь; женщина выслушала все признаки болезни — и спрятала глаза.
— Вы здоровы, княжна…
Яна заплакала.
Ей не помогут… Она одинока. Она беспомощна. Она осиротела…
И сквозь отдаленный шум в ушах она слышала, как женщина сухо говорит кому-то, чтобы сию секунду шел за Яром. За Яром… За Яром…
Яр, Яр… Вспышки света перед зажмуренными глазами.
А потом качнулся под ногами пол, и в распахнувшуюся дверь шагнуло солнце. И затопило комнату теплом и покоем, и не жгло — заливало собой жизнь, наполняло, изгоняя сосущую пустоту…
Она очнулась. Немного кружилась голова; посреди комнаты стоял Оскол, и она сперва шагнула навстречу, намереваясь коснуться его — а потом все поняла и отшатнулась.
— Это конец… — сказал со стороны ее собственный, но на удивление спокойный и ровный голос.
И ОН поморщился:
— Все совсем не так страшно, княжна. Вы слишком впечатлительны…
Она слепо шагнула к окну — и очнулась только тогда, когда позолоченные прутья решетки оставили на ее лице две красные горячие полосы.
«…и отвергал золото и не соглашался на титулы. Только княжну в жены, да наследство за ней, да договор со старым князем, тот, что дороже денег. И как ни вертелись послы — ничего иного не могли добиться, а время шло, за свою шкуру боялись, ПРИВЯЗАТЬСЯ к Осколу не хотели… И посылали почтовых голубей туда-сюда, и князь готов был дать согласие…»
Он лег спать перед рассветом — но не сомкнул глаз.
И проходили час за часом, но он не спал. Нет; другое чувство наваливалось на него, и то не был страх и не была тоска. Пустота наваливалась на Оскола. Леденящая пустота. Бессилие и чувство потери.
Потеря. Потеря. Но ведь он приобрел?!
Вставало солнце, и оживал осажденный замок. И Оскол знал, что стоит подняться, пройти в покои к плененной княжне — и солнце глянет с лица ее, не жгучее — нет, теплое и родное, отгонит сосущую пустоту, зальет собой темные закоулки его сумрачной души…
«У тебя никогда не будет друзей, Оскол! Потому что рабы…»
— Я знаю, — сказал он, глядя на солнце.
В пение птиц вплелась высокая монотонная нота — он не сразу понял, что это боль. Острая боль в сердце.
«Любят лишь то, что боятся потерять. За что мы так любим жизнь?»
— Я боюсь потерять, — сказал он шепотом. — Но пройдет еще несколько дней, и я НИКОГДА ее не потеряю… Только смерть разлучит нас…
«Люблю ли я воздух, которым дышу?..»
…Она пахла древесными почками.
Возможно, он придумал этот запах. Возможно, всякая человеческая дочка раз в жизни напоминает новорожденный листок. Когда подросток перерождается, выпускает на волю девушку, когда все эти диковатые взгляды и острые плечи отходят, опадают, будто тесная оболочка…