– А мы, значит, можем. Потому что тут каждый – уже давно не из клана. Потому что у нас теперь своя семья, так получается, и мы для всех остальных вроде как, тоже стир'кьялли. Только нужные. Верно, товарищ полковник?
Хан-Гирей молчал. Полковник Иванцов тяжело глядел в карту и тоже не говорил ни слова.
– Ясно, – сказал старшина Нефедов. Он повернулся к своим и спросил. – Кто?
Альвы не отвечали. Только Ласс медленно подошел к старшине и стал рядом.
– Ни про кого плохо не скажу, если откажетесь. Только все равно кому-то придется это закончить. Или этот Последний закончит потом нас с вами. Верите? Тар'Наль?
Снайпер покачал головой, глядя в пол.
– Не могу, Старший.
– Аррэль?
Альв с совсем юным лицом мрачно и серьезно снял с шеи оберег, висевший на кожаном ремешке и положил его на стол.
– Я иду. Если я умру, пусть умру вне клана.
– Я иду…
– Я иду…
Четверо. Старшина оглядел их с ног до головы. Потом повернулся к Хан-Гирею.
– Это все, Сергей Васильевич. Ну… и я, понятное дело. Остальным разрешите отдыхать, товарищ полковник? – это уже было сказано Иванцову.
Выходили ночью. Как только он сделал первый шаг за порог, в стылую дождевую мглу, старшина Нефедов отогнал от себя все ненужные мысли и стал тем, кем становился всегда в такие моменты. Машиной, размеренно отмеряющей шаги, ловящей звуки и запахи и бесстрастно делящей их на опасные и безразличные. Эта машина выбирала путь, обходила лесные завалы и болота, она рассчитывала азимут и грызла плитки концентрата. Она не думала, подчиняясь инстинкту, многократно усиленному войной.
Двое суток в пути промелькнули стремительно. Лес, насыщенный ловушками альвов, опутанный древними заклятьями и невидимыми нитями магии, сдался, пропустив их через себя без тревоги, открыв тропу, ведущую прямо к последнему убежищу клана Стриг'Раан.
Но люди Взвода все равно немного опоздали.
Потом, слушая рассказ Нефедова, устало сидевшего перед ним, полковник Иванцов ловил себя на мысли, что старшина как будто чего-то недоговаривает. На этом месте он несколько раз запинался и перескакивал с одного на другое, словно бы собираясь с мыслями.
Отряд добрался и вышел к убежищу как раз тогда, когда роды начались. Первый крик роженицы пригвоздил к земле всех до единого – это был вой, в котором слышалась смертная мука, рвавшаяся сквозь голос, достигая немыслимой силы. Нефедов сказал, что всем в отряде показалось, будто земля плывет под ногами, а корни деревьев выворачиваются и нависают, готовые раздавить. Старшина так побелел, что Иванцов, лязгая графином об край стакана, налил ему воды и поспешно пододвинул к самим пальцам. Выпив воды, Степан уже совсем спокойно, даже как-то буднично доложил, что дальше все пошло как обычно, пришлось только встряхнуть Аррэля, готового бросить винтовку. Убиты были все семеро, боевая магия не сработала, подавленная на корню умело поставленными Словами Перехвата. Замученных ритуальными пытками отца с несчастной матерью, превратившихся в нечто, уже не похожее на альвов, застрелил лично старшина.