И тут секретарша заплакала, закрыв лицо носовым платком.
– Он забрал их с собой. Это были бриллианты! А теперь убирайтесь!
У меня перехватило дыхание. Еще немного – и я узнаю все!
– Но как он миновал таможенный контроль? Люди его рода занятий всегда привлекают к себе повышенное внимание, и он знал это. Зерек получил бы пятнадцать лет, если бы бриллианты обнаружили. У него не хватило бы мужества пойти на подобный риск.
Эмми вскочила. Она выглядела ужасно: заплаканное лоснящееся лицо, выпученные глазки.
– За эти годы он провез сотни бриллиантов в Париж! Он прятал их в пуговицах своего пальто!
Я перестал дышать, кровь отхлынула от моего лица. Единственное, на что я не обратил внимания, так это на пуговицы! Пуговицы! Большие костяные пуговицы, два ряда по три, столько же внутри на подкладке и по четыре на каждом обшлаге!
– Что ж, это очень ловко! – мой голос как бы выходил из длинной трубы.
– И он был очень умен! А теперь уходите! Я не хочу вас здесь видеть! Уходите и не возвращайтесь! – Эмми рухнула в кресло.
– Как скажете! – Я открыл дверь. – Удачи вам, Эмми. У меня такое чувство, что вы очень нуждаетесь в ней.
Она так и осталась сидеть, прижимая платок к заплаканным глазам. Я спустился по лестнице и вышел на улицу.
Я зашел в пивную на Шафтесбэри-авеню и заказал двойное виски. Я еще не пришел в себя от шока, и мне необходимо было взбодриться.
Надо было делать все быстро: отыскать крепкий крюк и футов сто тонкой бечевки, под каким-нибудь благовидным предлогом удалить Риту из усадьбы. А дальше все просто – выудить пальто, срезать пуговицы и пришить к собственному пальто. Потом – в такси и на вокзал. Как только я буду в Лондоне, я предупрежу Нетту, чтобы она собирала багаж, а сам отправлюсь покупать билеты на самолет в Нью-Йорк.
Это была необыкновенная удача. Но я никак не мог понять, почему Эмми не потребовала свою долю, ведь она знала, что Зерек уедет.
Под каким все же предлогом удалить Риту из дома?
Я ругал себя последними словами, что не догадался обследовать пуговицы, прежде чем отправить лохмотья на дно колодца. Но потом успокоился: крюком я легко подниму пальто на поверхность.
Я решил вначале переговорить с Неттой, а уж потом обдумать дальнейшие действия.
– Это Фрэнк…
– Да, дорогой…
– Слушай внимательно! Мне кажется, дело выгорит. Мы еще погуляем с тобой по Бродвею, девочка. Думаю, дня через три мы сможем уехать.
Я слышал ее учащенное дыхание.
– Дорогой…
– Займись этим немедленно.
– Но, Фрэнки, это же невозможно – уехать через два-три дня. Что я буду делать с квартирой? Нужно уладить еще тысячу дел. У меня четыре показа на этой неделе, и я не могу отменить их.