— О нет, — живо возразил Гастон, как всегда в таких случаях. — Мне очень приятно слушать тебя, о чем бы ты ни говорила.
Елена обворожительно улыбнулась — хоть и не так жизнерадостно, как в прежние времена.
— Спасибо, ты хороший друг. Однако теперь твоя очередь рассказывать. Что нового на белом свете?
— Ну, во-первых, откопытал король Франции.
— Что-что он сделал?
— Попросту говоря, умер. И сыночка с собой прихватил.
— Как это прихватил?
— Они оба отдали концы. Почти одновременно.
— Погибли?
— Да нет, просто случайное совпадение. Король умер от болезни и позора. Филипп де Пуатье на радостях, что отец его, наконец, умирает, ужрался немецким шнапсом — а это такое проклятущее зелье, скажу тебе, — тут-то его черт и прибрал.
— Фи! — тряхнула головкой княжна. — Какая неприятная история. Да и вообще, смерть, смерть и смерть — только и слышу это слово. Право, можно подумать, что людям больше нечего делать, кроме как умирать.
Отчаянным усилием воли Гастон сдержал сокрушенный вздох, готовый было вырваться из его груди.
— Люди не только умирают, — возразил он. — Но и рождаются.
— Маргарита беременна?!
— Нет, не Маргарита. Бланка.
Елена всплеснула руками и даже привстала от неожиданности.
— Да ну! Что ты говоришь?! Ты уверен?
Не особенно стесняясь в выражениях, Гастон вкратце рассказал ей о событиях вчерашнего дня. Для виду Елена укоризненно качала головой, но глаза ее радостно сияли.
— Должно быть, Бланка сейчас на седьмом небе от счастья. В каждом своем письме она писала мне, что очень хочет родить от Филиппа ребенка. Ах, как жаль, что я здесь, а не в Памплоне! Как бы я хотела разделить ее радость.
— Ты очень соскучилась по ней?
— Жутко! С тех пор, как мы расстались, я чувствую себя так одиноко, так неуютно. Ведь Бланка — лучшая из моих подруг. Она исключительная девчонка, я просто обожаю ее… и немного жалею.
— Жалеешь? — удивился Гастон. — Это почему?
— Ей страшно не везет в личной жизни. Сперва ее прочили в жены императору, но выдали за графа Бискайского. Потом этот нищий проходимец, Этьен де Монтини, воспользовался ее отчаянным положением и вскружил ей голову. А теперь вот кузен Красавчик… Нет-нет, против него я ничего не имею. Он замечательный парень, даже слишком замечательный для Бланки. Ей бы кого попроще.
— Боюсь, я не понимаю тебя, Елена.
— А что тут непонятного? Красавчик — давнишняя любовь Бланки; а судя по ее последним письмам она и вовсе помешалась на нем, так его боготворит…
— Он тоже боготворит ее, — заметил Гастон.
— Но долго ли это продлится, вот в чем вопрос. Красавчик непостоянен. Когда-нибудь он все равно охладеет к ней, как бы страстно он ни любил ее сейчас, и тогда Бланку постигнет еще одно разочарование в жизни.