– Есть ли хоть малейшая надежда, доктор?
– Никакой.
– Я хочу ее видеть.
– Разумеется, сэр. Идемте со мной.
Он повел Гранди по длинному коридору и привел в большую светлую палату. Посередине стояла кровать, на которой лежала Джина, туда тянулись многочисленные провода и трубки от приборов, около которых колдовали две сестры.
– Вы можете идти, – сухо сказал им врач, и они тут же вышли.
Гранди, подойдя к кровати, стал смотреть на дочь, единственное родное для него существо. Впервые после смерти жены его охватили глубокая жалость и раскаяние.
Лицо Джины напоминало восковую маску, простыня на груди слабо поднималась и опускалась при вдохе и выдохе.
– Она так и пролежит годы и годы…
– К сожалению, сэр.
Доктор показал на соединение двух толстых трубок:
– Будь она моей дочерью, я разъединил бы их и дал ей спокойно умереть. А теперь я должен идти, меня ждут больные.
Гранди вытер со лба капли пота:
– Это все, что надо сделать?
– Да. Она умрет совершенно безболезненно. Решайте. Я послежу, чтобы сюда никто не входил.
Доктор вышел, прикрыв за собой дверь.
Гранди подвинул стул к кровати, сел и долго смотрел на дочь, осознавая всю безнадежность положения.
Наконец встал и наклонился над Джиной.
– Слава Богу, – тихо сказал он, – ты убила негодяя и отомстила за себя. Этого ублюдка, который усыпил тебя навсегда. А я позабочусь о другом негодяе, который помог тебе бежать, моя бедная сумасшедшая дурочка. Обещаю тебе, детка, что заставлю его страдать, прежде чем он умрет.
Поцеловав ее в щеку, он обошел кровать и разъединил трубки, на которые указал доктор.
Потом, подождав, пока простыня на груди перестала подниматься и опускаться, погладил лицо Джины и вышел из палаты.
В холле дежурная сестра передала ему сказанное Фростом, но он тупо посмотрел на нее и вышел из клиники в темную душную ночь.
Он уже садился в «Роллс», когда рядом раздался тихий свистящий шепот:
– Меня зовут Силк. Я работаю на мистера Радница.
Фрост мечтал теперь только об одном – как можно скорее покинуть Парадиз-Сити. Мечты разбогатеть рассеялись как дым.
Его грызли муки совести. Если Джина не поправится, ее смерть ляжет на Фроста тяжелым грузом, который он понесет всю жизнь.
Он непрерывно ходил по комнате, садился, вскакивал и опять начинал метаться. Откуда ему было знать, что Джина больна, а Амандо ее личный врач? Пропади все пропадом! Теперь надо позаботиться о себе. Он пересчитал содержимое бумажника. Четыре тысячи, вырученные от заклада кольца Джины, и еще тысяча, итого пять. Машину придется взять напрокат, слишком опасно брать «Ламборджини». Он посмотрел на часы: пятнадцать минут двенадцатого. Что ж, утро вечера мудренее. Он не стал раздеваться, снял только пиджак и лег на постель. Завтра надо уехать от всего этого кошмара. Только куда? Так, ломая голову, Фрост незаметно уснул.