Мы вернулись на гать и пошли дальше, постоянно сверяясь с картой и прислушиваясь. Темнело в небе, но стало светлей на сердце — ночью не полетят!
Впереди забрезжил живой огонек. Пламя свечи или лампы-коптилки помаргивало сквозь влажное зыбкое марево. Из тумана высоко над землей, прорезались оленьи рога, под ними проступила изба. Рога были прибиты под коньком, как знак удачи и охотничьего фарта. Горница светилась окошком, как новогодняя игрушка со свечкой внутри.
Маша стукнула в окно. На стук в дверях появилась массивная, приземистая фигура:
— Кто тут ночами бродит? Заблудились, туристы?
— Здравствуйте, мы ищем Никиту Кожемякина.
— Я и есть Кожемякин, — прогудел в ответ приземистый Геркулес и посторонился, пропуская нас в сени.
В избе было жарко натоплено, в печи постреливали поленья, гудел самовар, над чашками с чаем плавал душистый пар.
Как и предупреждал охотовед, единственными обитателями Божьей Брады оказались бывший летчик Никита Кожемякин и его жена Марея.
— Абрашечка, гостики, садитесь исть, — зазывала Марея. — В крепких ухватистых руках она держала блюдо золотистых оладий. — Промерзли поди? Во байны воды горячей начерпам, ужо попарим вас.
— Никита, почему вас жена Абрашечкой зовет? Если это, конечно, не семейная тайна, — поинтересовался я.
— Абрашка по-нашему, по-поморски — морж. А что не похож?
— На моржа похож, на Абрашечку — нет!
Круглая, наголо обритая голова Никиты серебристо пушилась, как мех белька. На небольшом плосковатом лице льдистыми сосульками свисали усы. Карие глаза, бесхитростные и смешливые, умильно щурились на весь белый свет. Как есть морж, усмехающийся в оледенелые усы. Однако, мужик он был «с секретом» да и выглядел не по годам молодо.
— Ну, сказывайте, зачем пожаловали?
— Слышали мы, что вы летали над Гималаями.
— От кого слышали?
— От Генриха Штихеля.
— Жив, курилка? Трубку свою еще не съел? Ну, стало быть, летал. А дальше-то что?
Я достал перстень и поднес его к огню.
Никита Иванович, любопытствуя, заглянул в перстень, любуясь игрой света внутри камня:
— Слыхал я байку о рубиновом перстеньке, когда в особом округе служил… Бают, будь-то бы Царь Мира, Белый Клобук, монголы его Бурханом кличут, выслал свой зарочный перстень в мир, чтобы кровь умирить, да канул тот перстень в море людское. Не понесли люди этой тяжести. А в том камне — солнечный коловрат о четырех концах впечатан. Он, вроде компаса, путь в Тайную землю показывает.
— Странно… Но в нашем перстне вместо коловрата обитает мертвая голова, — с тревогой сказала Маша.
— Может быть, мы ошиблись и зря ищем Златую Цепь?