— Ты чего встрече не рад? А исхудал-то как! — пыхая жаром, как былинный Тугарин-змей, Мара мнет мои бурлацкие плечи.
Сам Маркел дебел и рыж. Его раздутые ноздри и бесцветные глаза навыкате напоминают библейского золотого тельца в пустыне Синая.
— Познакомься, брателло, это Маша, моя невеста.
Девушка скользит с качелей и подает мне зацелованную Варяжским морем ладонь. И я, обычно нордически спокойный, вместо дружеского пожатия, нежно касаюсь губами солоноватой жилки на ее запястье.
Да, в этой пташке есть все, что способно разбередить меня. И еще этот загадочный, русалочий взгляд, где на самом дне спрятана печаль и женская тайна.
Первым делом я оглаживаю шевелюру и вспоминаю, что небрит, хотя ей на это плевать. Этот рыжий минотавр ни словом не обмолвился о том, что будет не один, когда зазывал меня отпраздновать день рождения и искупать в шампанском новую яхту. Значит, кроме презентации «Мертвой головы», намечалось нечто вроде помолвки на волнах. Но вряд ли Маша знает, что Маркел каждую очередную пассию представлял друзьям как «невесту». Ну, ничего, еще узнает!
— Ну, братец-кролик, чем занимаешься?
— Пишу исторические новеллы.
— О как! И много платят?
— Не много.
— Историю курносой Расеюшки, этой уездной Татарии уже не исправишь и заново не напишешь. Советую вместо всякого хлама сочинять детективы. За писателей, за «совесть нации»! — балагурил Маркел, а я уже жалел, что отозвался на его приглашение.
— Кстати, о пчелках! — Мара вальяжно потянулся и зевнул. — Я тут затеял новый рекламный проект. Заказчик — ювелирная кампания «Де Брис». Представь себе сто голых телок, одетых только в бриллианты, рубины и изумруды. Камушки — это круто! Сейчас я открываю собственное дело, — доверительно шептал Маркел. — Бриллианты — это нетленка! В ближайшее время драгоценности вырастут в цене круче нефти! Так что, Иванушка-дурачок, лови момент и чаще советуйся со старшим братом. Я вижу будущее!
Откровения Мары давили свинцовой правдой. Долгое время я был уверен, что Мара всегда получает завтрашнюю газету. Некое сверхъестественное чутье приводило его к месту событий за несколько минут до начала очередного стихийного бедствия, захвата, штурма, пожара, взрыва или обрушения. За его кровавую свежатину дрались ведущие информ-агентства мира. Но Мара забросил оперативную журналистику и уже несколько лет «жил для души»: снимал «обнаженку» для мужских журналов и затевал скандальные проекты.
— В этом мире все имеет цену, а значит, и продается… — Мара закончил зажигательный спич и залил его жар пивом, крякнул, почесал волосатое брюхо и отправился в кают-кампанию, где за бамбуковыми жалюзи скрылась Маша.