— Дерри, — окрикнул ксари Стикур, — А ты не уточнял, этот вход, он, что прямо так, и открыт? Место-то ведь священное.
— Нет, конечно, не открыт, — невозмутимо отозвался Лайтнинг. — Он запечатан заклинанием. А на что у нас целых два мага? Вот пусть они и думают. Я там где-то сбоку свитка написал ключ — заклинание, которое заставляет дверь открыться.
— Где? — встрепенулся Дир, разглядывая карту в руках Стикура. — Это, эта что ли абракадабра, ключ? Дерри, ты вообще, этим, что хотел сказать? Я не понял ни одной руны.
— Дирри! Ну откуда я знаю, что я хотел этим сказать? Маран диктовал заклинание на страроамдамашском и, по-моему, с чьих-то слов, уже, может быть, с ошибками. Я староамдамашского не знаю, поэтому писал, что услышал на обычном амдамашском. Считай, что получилась своего рода транскрипция. Я записал слова так, как они звучали, вроде услышал я их верно.
— Вроде верно! Считай, что транскрипция! — начал выходит из себя Дир. — А нам, что прикажешь делать? Можно подумать, ты не знаешь, насколько нужна точность, при чтении заклинаний! Ошибешься в одной руне и все. Эффект может получиться совершенно неожиданным, и чаще всего не безопасным для окружающих. Нам теперь придется переводить твою барабуху на староармдамашский и надеяться, что мы тебя, а ты — своего осведомителя, поняли правильно.
— Дир, а что вам еще делать? — прервал словесный поток мага Стикур. — в запасе минимум три часа, вот и переводите, вместо того, чтобы без дела трепаться ни о чем. Скажи спасибо, что хоть такая зацепка есть — это уже хорошо.
День клонился к вечеру. Тяжелые темные тучи казались еще более мрачными из-за наступающих сумерек. Как ни странно, но тягучее чувство тревоги, как кокон окутавшее все пространство вокруг, так весь день и оставалось одним лишь ничем не подтвержденным чувством. Хотя, последние полчаса ребята старались держаться как можно ближе друг к другу. Они то и дело оглядывались по сторонам в поисках опасности, которая, судя по тому, как прошел день, была мнимой. Когда нервы были уже на пределе, и усталый и злой Стик заявил, что просто у всех начался коллективный маразм, очень внимательный и осторожный эльф остановился, приказывая жестом Стикуру замолчать, и вслушался в тишину. Повинуясь жесту Каллариона, замолчали все, а не только Эскорит. Даже Зюзюка застыл на задних лапках, скрестив передние перед грудью, точно огромный, насторожившийся хомяк. Анет тоже послушно застыла и прислушалась, не замечая ничего необычного: тихо шуршат листья на деревьях, лениво попискивают уставшие за день птички и больше, в общем-то, ничего, самые, что ни на есть, обычные звуки леса. Но по побледневшим лицам ребят Анет поняла, что все-таки что-то не так. Где-то вдалеке раздался протяжный крик: не то вой, не то кошачий мяк, и девушка поняла, что именно он и насторожил ребят, просто услышали они этот звук гораздо раньше, чем она сама.