— Привет! Это еще что такое?
Ладонь он опустил, но хватку не ослабил.
Тут молодая леди, оттолкнув дверь, выступила вперед:
— Мистер Том! Ну кто так входит в комнату?
— Что, вы тоже здесь, мисси?
— Отпустите мисс Генриетту. Я уже вам говорила: молодому джентльмену не полагается играть с малолетками.
— Занимайтесь своими делами, мисси. Я не ваш ученик.
— Пожалуйста, Том! — воскликнула Генриетта.
— Кто ты, мальчик? — На последнем слове он нахально сделал ударение.
— Отпустите ее, — потребовал я.
— Да как ты смеешь так со мной говорить? Что ты вообще здесь делаешь? С какой стати они тебя впустили?
— Я имею такое же право здесь находиться, как и вы, — огрызнулся я. — И даже большее, если по справедливости.
Юнец не то чтобы рассмеялся, а скорее обозначил хриплый смех, словно указывая, что веселость его напускная и к моим словам не имеет ни малейшего отношения. Столкнувшись с подобной глупостью в сочетании с подобной наглостью, я возненавидел его так сильно, как никого прежде мне не случалось ненавидеть.
— Мистер Томас, если вы не выпустите мисс Генриетту, я должна буду сообщить о вашем поведении вашему учителю, — проговорила молодая леди.
— Плевать я на него хотел!
Я шагнул к нему со словами:
— Отпусти ее, или я тебя стукну.
Внезапно он выпустил Генриетту и кулаком ударил меня в грудь, так что я отшатнулся, потерял равновесие и упал. Генриетта вскрикнула, и, лежа на полу, я увидел, как юнец со всего маху отвесил ей пощечину. Молодая леди кинулась к нему и схватила его за руку, но он стряхнул ее руку и шагнул ко мне, целя сапогом мне в лицо.
Я откатился в сторону и схватил его за голень, но он взял меня за голову и начал — правда, не со всей силы — колотить ею о стену. Генриетта принялась бить его по плечам, он отталкивал ее локтем.
Тут чей-то властный голос произнес:
— Бога ради, что здесь происходит?
Том залился краской и робко от меня отошел. С трудом поднявшись на ноги, я увидел высокую даму, которая стояла в дверях соседней комнаты. Она была несколькими годами старше моей матушки, но я заметил, что она совсем не старая, а находится в том неопределенном возрасте, когда молодость уже прошла, а старость еще далеко. Ее лицо я назвал бы скорее породистым, чем красивым, и уж никак не привлекательным; сейчас, когда она нас рассматривала, на нем выражались гнев и презрение.
— Кто-нибудь мне ответит? Мисс Квиллиам, чем вы объясните эту из ряда вон выходящую сцену?
— Не знаю, леди Момпессон, я только-только вошла.
— В самом деле? — Она подчеркнуто придала своему тону оттенок холодного удивления. Взгляд ее скользнул по нашим лицам. — Ты как будто кричала, Генриетта. Почему?