— Имейте в виду, — с любезной улыбкой вмешалась его жена, — если работы будет мало, делиться ею мы не станем.
— Здесь нелегко сводить концы с концами, — задумчиво протянул ее супруг. — Лондонский люд не дремлет.
Произнося это, он подпер сбоку пальцем нос; в ходе разговора он повторял эту фразу неоднократно и каждый раз сопровождал ее тем же жестом: намекал, очевидно, что они хитры, но он тоже не промах.
Вопрос о том, чем заняться мне, тоже решился: оказалось, что старшему сыну Пичментов, Дику (он был старше меня на год или два и зарабатывал несколько шиллингов в неделю, продавая на улице кукол, сделанных младшими детьми), открылась благоприятная возможность, как с гордостью выразился его отец, по части торговли вразнос овощами и фруктами. И потому мне и матушке было предложено, чтобы мы купили лоток и запас товара и я бы занялся его продажей.
Переговоры об условиях проходили долго и сложно, так как две партии разошлись во мнениях.
— Нет, — повторял мистер Пичмент, — мы хотим взять с вас справедливую цену и ни гроша сверх того.
— И сколько же это будет, как ты думаешь, мистер Пичмент? — рассуждала его жена.
Тут Дик, угрюмо на нас покосившись, шепнул что-то отцу на ухо, тот покачал головой, и мальчик сердито отошел в Другой конец комнаты.
Тем не менее при посредничестве мисс Квиллиам все наконец сошлись на том, что я буду платить пять пенсов в неделю за прокат лотка, кукол покупать по четыре пенса и отпускать публике по шиллингу. Более того, было решено, что в то же утро Дик возьмет меня с собой, чтобы посвятить в тонкости своего загадочного искусства.
Когда мисс Квиллиам внесла за нас деньги, я повесил себе на плечо тяжелый лоток, и мы с Диком вышли на улицу.
— Мои папаша с мамашей простофили, — буркнул он угрюмо, когда мы успели добраться до конца улицы. — Могли бы взять с вас и поболее.
Я заметил, что в его речи уже больше чувствовалось влияние Лондона, чем Дорсетшира.
— Справедливая цена! — буркнул он. — Я говорил им, какая она, эта самая справедливая цена. Говорил, но они не хотели слушать. — Он пнул валявшийся на дороге камень.
Ободренный его словоохотливостью, я задал несколько вопросов о своей новой профессии, но он ничего не ответил. Мы шагали молча (я с трудом успевал за ним, так как шел с грузом) до угла Флит-стрит и Чансери-лейн, где, хотя время давно перевалило за восемь часов, толпы людей все еще спешили на работу.
— Вот тут ты должен ходить, — объяснил Дик. — Но не так поздно, как сегодня, иначе останешься ни с чем.
— А что я должен делать?
К моему удивлению, он внезапно схватил какую-то из кукол и, угрожающе размахивая ею над головой, заорал: