Шли месяцы, миновал год, потом другой, и мне надоело запускать волчок и катать обруч на лужайках-террасах; я все больше злился из-за того, что не могу выйти за пределы Дома и сада. Замечу между прочим: ни разу с тех пор я не видел у мистера Пимлотта кротовую лопату. (Это подтверждало мои подозрения, что он одолжил ее бродяге, помогая ему проникнуть в дом.) И еще я не отваживался больше забираться в Заросли, прежде всего из страха, но также и по другой причине: вероятно, из суеверного желания сохранить некую неисследованную область, опасность, которой боишься, но знаешь в то же время, что можешь встретить ее лицом к лицу и при этом не пострадать.
В особенности я досадовал из-за своих ежедневных прогулок, поскольку деревенские ребятишки посмеивались, видя, как меня сопровождают, словно стражники, матушка или Сьюки; поэтому я обыкновенно забегал далеко вперед и делал вид, что гуляю один. Летом, видя детей, игравших на Лугах в орлянку, поцелуй в кружке или урони-платок, я завидовал тому, что они бегают босиком. Долгими летними вечерами я наблюдал из наших передних окон, как они на широкой улице играли в волан.
Но в первую очередь — и в то время, и позднее, когда я подрос и мне позволили уходить дальше от дома, — я завидовал моим ровесникам, слыша, как они перекликаются у нас над головами с высоких ветвей, или видя, как они купаются в реке — ныряющие с берега тела мелькали в воздухе белой молнией. Раз или два, гуляя со Сьюки, мы встречали ее братьев, прежде всего Гарри, который был всего-то на несколько лет старше меня, и заставали его за самыми увлекательными, как мне казалось, занятиями: он помогал гнать скот, пугал ворон или жал пшеницу. А вот Джоб попадался нам на каждом шагу, и почти всегда ему было с нами по пути.
Джоб мне нравился, в особенности когда он не хихикал и не перешептывался со Сьюки, а рассказывал, чем он занимался мальчишкой. Он очень любил плавать и решил, что ему позволят научить и меня. Я попросил матушку, и в конце концов она разрешила.
И вот однажды, ясным воскресным днем, мы с Джобом отправились на реку, к запруде у Твайкотта. Учителем он оказался толковым, и в первый же день я очень многое освоил. Меня восхищало, как он нырял с берега и плыл под водой, я завидовал его умению, но не смел и подумать о том, чтобы повторить его подвиги, в особенности когда он проплывал под затвором заброшенной мельницы. Он попытался было меня научить, но, видя, как я напуган, сдался и сосредоточился на обычном плавании.
Такое у нас выработалось обыкновение, что в воскресные дни Джоб меня учил, а потом мы вместе отправлялись ко мне домой и пили чай на кухне со Сьюки и миссис Белфлауэр Через месяц-другой, однако, Сьюки поведала мне со слезами на глазах, что теперь я его очень долго не увижу. Он внесен в список новобранцев. (Об этом, как она объяснила, позаботился мистер Эмерис, которому миссис Биссетт нашептала, будто он участвовал в попытке ограбления нашего дома.) Я был так расстроен, что матери пришло в голову спросить Сьюки, не сможет ли старший из ее младших братьев, Гарри, дальше со мной заниматься. Сьюки удивленно подняла брови, но сказала, что, наверное, сможет.