— На тебя что, чувствительный стих нашел? — ухмыльнулась она.
— Ты рехнулся, — проговорил человек с драгоценностями. — Он будет нам мешать. — Он всмотрелся в меня глазами, похожими на два набухавших синяка, и вдруг больно ударил по лицу. — Нечего на меня глазеть.
— Отцепись от него, — крикнула Нэн.
Барни зыркнул на Уилла:
— Недоволен, можешь отваливать.
— Ладно, послушаем, что скажет Джек, когда вернется, — непокорно буркнул Уилл.
— Плевать, что скажет Джек, — огрызнулся Барни. — Старший я, а не он, пусть кое-кто рад бы об этом забыть. Я говорю, мальчонка остается.
Никто не открывал рта, только Уилл и еще один или двое проворчали что-то себе под нос. Но Барни продолжал:
— И мы возьмемся за дело, а если кому хочется перейти к Кошачьему Корму, то и черт с ним.
Тут поднялся хор злобных, протестующих голосов, не смолкавших, пока этот гвалт не перекричал Сэм:
— Нельзя ничего решать за спиной у Джека.
Слушая одобрительные возгласы окружающих, Барни вспыхнул от ярости, а увидев торжествующую улыбку Салли, крикнул:
— Я велел тебе присмотреть за мальчишкой!
Она недовольно надулась:
— Нашел няньку!
— Нэн, присмотри за ним ты.
— А что это за афера? — потихоньку спросил я Нэн. — Та, что в канун Рождества, — пояснил я в ответ на ее непонимающий взгляд.
— Это вечеринка, — отозвалась она, улыбнулась Барни и налила мне стакан вина.
— Верно, — сказал он мне. — И когда мы тебя подкормим, то пошлем Салли с тобой в Вест-Энд, купить одежду получше, чтобы ты мог пойти с нами. Согласен?
Я кивнул. Хоть я по-прежнему ему не доверял, еда и тепло были слишком большим соблазном.
— Ладно, если он остается, пусть расскажет о себе, — потребовал Уилл.
— Ну, малый, не молчи как пень. Выкладывай, кто ты есть, — проговорил Сэм.
Бросив боязливый взгляд на Барни, я увидел, как он предостерегающе поджал губы. Очень осторожно, избегая называть имена, я поведал свою историю в самых общих чертах: как мы с матушкой потеряли все, что имели, в необдуманной спекуляции, в которую нас втянул нечестный адвокат, и прибыли в Лондон, как дела наши пошли плохо и несколько дней назад она умерла. Я ни словом не упомянул ни Момпессонов, ни миссис Фортисквинс, ни Избистеров. Барни слушал внимательно, однако вопросов не задавал, другие потребовали каких-то разъяснений, но я сумел вывернуться и не сказать ничего лишнего.
Нэн как будто слушала с сочувствием, особенно когда речь пошла о смерти матушки, но, когда я закончил, сказала:
— До чего же жуткая история, в жизни таких не слышала. Похоже, этот законник изрядно надул вас с маменькой.