— Почему он говорит, что у нас не осталось денег?
Она зарыдала.
— Джонни, я должна сказать тебе ужасную вещь. После того как мы в тот раз это обсудили и сошлись на том, чтобы вложить триста фунтов, я решила купить больше акций.
— Что? Почему ты так сделала?
— Я боялась, что мистер Сансью обидится, а кроме того, это такое выгодное вложение.
— И сколько ты вложила? Тысячу фунтов. — Она всхлипнула.
— Глупость несусветная!
— Не говори со мной так. Я это сделала ради тебя. И кстати, если на то пошло, это ведь и твоя вина, Джонни.
— Ты о чем?
— Ну как же, вспомни, перед Рождеством, когда у нас побывала та женщина с мальчиком, я уж думала махнуть рукой на уже купленные акции, но ты согласился, что нужно вложить еще денег.
— Но я понятия не имел, что ты уже вбухала тысячу фунтов! Выходит, тогда ты распорядилась последними нашими деньгами!
— Но чем больше денег стояло на кону, тем больше причин спасать их!
— Нет же, тем больше причин остановиться! Ты просто дурочка! — крикнул я. — И как ты могла сделать это, не спросив меня? Я тебя ненавижу!
Матушка закрыла лицо руками и заплакала, а я выбежал из комнаты. Стремглав взобравшись по лестнице, я бросился на постель и зарыдал. Почему она так поступила? Нет чтобы подумать. А таиться от меня — какое коварство! Я дал себе клятву с этой минуты больше ее не любить. Она была слабенькой и глупенькой, а я теперь буду сильным и держаться с нею стану холодно.
Пролежав несколько часов, я почувствовал себя лучше и приготовился к встрече с матушкой, когда она придет пожелать мне доброй ночи. Не то чтобы я решился попросить прощения, но, во всяком случае, не собирался ее больше упрекать. Я ждал и ждал и наконец осознал, что, в первый раз в жизни, она не придет. Я задумался о том, каково ей сейчас, и понял: она, наверное, чувствует то же, что и я. Наверное, ей так же трудно простить меня за то, что я сказал, как мне простить ее за то, что она сделала. Но мои слова были правдой, а ее поступок — обманом и глупостью.
Спал я плохо, утром за завтраком держался холодно, молчал и не глядел на матушку. Но когда наши взгляды случайно встретились, я увидел, что глаза у нее красные. Не знаю, кого из нас прорвало первым, но оба мы заплакали и, смеясь и рыдая, обнялись. Но даже держа ее в объятиях, я чувствовал, что застывшая частица моей души не до конца оттаяла.
Когда мы вернулись в общую комнату и сели, матушка спросила:
— И что же нам делать, Джонни?
— Наверное, нужно последовать совету мистера Сансью, а то потеряем еще больше.
— Думаю, ты прав, — кивнула она, и мы вернулись к письму: